Архитектура Российского Севера Архитектура Российского Севера
Главная Субрегиональные системы расселения Групповые системы населенных мест Историко-архитектурные комплексы
Жилые дома
Хозяйственные постройки и сооружения
Культовые постройки и сооружения
Прочие постройки и сооружения
Карты
Библиография
Примечания
Фотогалерея
Исследовательский раздел
Поиск

СИСТЕМА РАССЕЛЕНИЯ ВОСТОЧНОГО ОБОНЕЖЬЯ

(Материал данного раздела опубликован в виде статьи: Медведев П.П. "Система расселения Восточного Обонежья (ареальные исследования народного зодчества на территории Республики Карелия)" /Петрозаводский гос. ун-т. Петрозаводск, 2000. - 81 с.; библиогр. 132 назв., рис. 6 (Деп. в ВНИИНТПИ от 17.06.2000, № 17778).

Данная статья является логическим продолжением серии авторских публикаций, посвященных изучению морфологии традиционных архитектурно-пространственных систем и объектов в народном зодчестве Российского Севера, и, в частности, исследованию региональных особенностей в архитектурно-строительной деятельности населения восточных районов Республики Карелия и западных районов Архангельской области [66; 70; 71; 73; 74; 125; 127].

Одним из специфических историко-архитектурных субрегионов, расположенных у границы Карелии и Архангельской области, является Восточное Обонежье, в литературных источниках нередко именуемое Пудожским краем (рис.1-1) [101; 108, с. 111-126; 114]. По своему географическому положению этот историко-архитектурный субрегион находится практически в центре севера Европейской части России и, простираясь в пределах между 61-63 градусами северной широты и 35-38 градусами восточной долготы, занимает пространство протяженностью около 200 км с юга на север и более 100 км с запада на восток [3, с.7-8]. В административно-территориальном отношении Восточное Обонежье охватывает земли Пудожского района Республики Карелия. По сведениям на 1991 год территория этого района составляла 12,7 тысяч кв.км., а в границах района размещались один город районного подчинения, 11 местных администраций и 71 населенный пункт (рис.2) [101].

Западной границей Восточного Обонежья служит восточное побережье Онежского озера. С юга к восточно-обонежскому субрегиону примыкает Вологодское Вытегорье (территория Вытегорского района Вологодской области) (рис.1-2), которое в свою очередь контактирует на юге с Белозерьем (рис.1-3), а на западе - с Посвирьем (рис.1-4). Восточным соседом Обонежья является знаменитый Каргопольско-Кенозерский край (рис.1-5), включающий земли Каргопольского и самой западной части Плесецкого районов Архангельской области и примыкающий на востоке к Примошью (рис.1-6), а на северо-востоке - к Архангельскому Поонежью (рис.1-7). Северной границей Восточного Обонежья служат земли Карельского Выгозерья, занимающего территорию Онежско-Беломорского водораздела, охватывающего восточную часть Медвежьегорского района и расположенную далее к северу юго-восточную часть Беломорского района Республики Карелия (рис.1-8) и граничащего на севере с Карельским Поморьем (рис.1-9) [8; 13; 14; 25; 50; 65; 70; 71; 74; 95; 106; 120].

По своему природно-географическому положению Восточное Обонежье попадает в зону тайги. Его ландшафт в целом представляет собой слаборасчлененную равнину с высотами от 100 до 150 м над уровнем моря и формируется простирающейся вдоль восточного побережья Онежского озера Водлинской низменностью (рис.3.1-1). Последняя клином врезается между расположенной в юго-восточной части субрегиона Андомской (рис.3.1-2) и находящейся к северу от озера Водлозера Северной озерной (рис.3.1-3) возвышенностями [3, с. 8].

Находящийся на северной и северо-восточной окраине Восточного Обонежья Беломорско-Онежский водораздел с Пудожгорскими высотами создает эффективную природную защиту большей части субрегиона от влияния холодных северных и северо-восточных ветров в теплый летний период года [102, с. 41]. Благодаря этому, средняя температура января по территории восточно-обонежского субрегиона колеблется в пределах от -10 до -12, а июля - от +16 до +18 градусов С. Среднее годовое количество осадков составляет на севере Пудожского края 550-600 мм, а на юго-востоке - 600-650 мм. Число дней со снежным покровом - в среднем 160 (рис.3.2) [3, с. 14; 102, с. 40; 105, с. 224].

По своим геологическим особенностям территория Восточного Обонежья в целом может быть разделена на две основные части, граница между которыми проходит с юго-запада на северо-восток практически параллельно руслу реки Водлы, начинаясь у Муромского озера, проходя между рекой Водлой и озером Юнгозером и заканчиваясь в районе озер Салмозера и Сяргозера у границы Карелии с Архангельской областью (рис.3.3). Северная зона представлена нерасчлененными, преимущественно гранитоидными породами и мигматитами архейского периода (рис.3.3-1), а южная зона - известняками, доломитами, песчаниками, песками и глинами девона и карбона палеозойского периода (рис.3.3-2) [3, с. 9].

В свою очередь по типу рельефа на территории Пудожского края выделяются также 2 основные зоны (рис.3.4). Центральная и восточная части исследуемого субрегиона относятся к ледниково-аккумулятивному типу рельефа с преобладанием холмисто-грядовых, волнистых равнин основной морены (рис.3.4-1). Северо-западное побережье Онежского озера и юго-западная часть Пудожского края, а также окрестности озер Водлозера и Купецкого образуют зону водно-аккумулятивного типа с явным преобладанием озерно-ледниковых и озерных абразионно-аккумулятивных равнин (рис.3.4-2) [3, с. 13].

В итоге с учетом природно-климатических, геологических и топографических особенностей на территории Восточного Обонежья может быть выделено 15 основных подзон со сложной комбинацией упомянутых выше характеристик (рис.4). А по особенностям растительности и свойствам почв Пудожского края картина оказывается значительно более пестрой. Леса в пределах территории Восточного Обонежья преимущественно смешанной породы. В центральной части субрегиона наблюдается чересполосное преобладание хвойных еловых и лиственных (береза, осина, ольха) лесов, а на западе, востоке и севере - сосновых лесов [3, с. 20-21].

С точки зрения возможностей сельскохозяйственного использования земель территория восточно-обонежского субрегиона попадает в южный агроклиматический район. Последний характеризуется мягкой и короткой зимой, достаточно длительным и солнечным вегетационным периодом, довольно большой продолжительностью безморозного периода (от 100 до 110 дней) и повышенным количеством осадков, то есть обладает наилучшими для Карелии агроклиматическими условиями, позволяющими выращивать даже плодовые и ягодные культуры [3, с. 14-15; 102, с. 35, рис.5].

Известно также, что в сельскохозяйственном отношении южная агроклиматическая зона является зоной устойчивого северного земледелия с возделыванием озимой ржи, яровых зерновых культур, картофеля и овощей. Здесь имеются благоприятные условия для развития многоотраслевого сельскохозяйственного производства - животноводства, полеводства, овощеводства. А местная сельскохозяйственная практика многолетним опытом подтверждает возможность в полеводстве возделывания пшеницы яровой, льна-долгунца, гречихи и других среднеспелых сортов яровых культур и трав [102, с. 41].

Роль главной композиционной оси восточно-обонежской территории выполняет река Водла, вытекающая из расположенного на северо-востоке озера Водлозера и впадающая в Онежское озеро около поселка Шальский. Общая протяженность реки в современном измерении составляет более 100 км (рис.2). А вот какая характеристика была дана этой реке авторами "Общего обозрения Олонецкой губернии", представленного в качестве введения к "Списку населенных мест" 1873 года. "Водла, - писали авторы "обозрения", - вытекает с восточной стороны озера Водло, далее течет прямо к югу и юго-западу, мимо Пудожа, ниже которого 30 верст впадает в Онежское озеро, пройдя пространство в 162 версты своего течения. Ширина р. Водлы различна, в верховьях она имеет от 50 до 70 сажен и до 9 аршин глубины, после 100 верст течения - от 100 до 150 сажен ширины и до 12 аршин глубины, в низовьях - от 120 до 200 саж[ен] ширины и до 15 арш[ин] глубины" [81, с. XXXV].

Водла, отмечали составители данного "обозрения", "принадлежит к числу живописнейших рек в России. Берега ея местами высоки и скалисты; скалы поросли густым мхом и покрыты темными лесами; местами же берега низки и отлоги, причем глинисты и песчаны. Течение быстро, местами встречаются отмели и в особенности многочисленные пороги, в которых река образует пенистыя стремнины и даже водопады. Порогов насчитывается до 38. Из них важнейшие: Пес-порог, в 3-х верстах от выхода из озера; Белые Луды - двумя верстами ниже; Вамский порог - при устье р. Вамы; Истомский порог - 6-ю верстами ниже; Кинский порог - еще на 1 ? версты ниже; Баранья голова - 2-мя верстами ниже; Люкригозерский порог - 3-мя верстами ниже; Падун-порог при деревне того же имени; Осинок-порог - 3-мя верстами ниже; в печках-порог ниже села Водлозерскаго; Панеловский и Волчий - 3-мя верстами ниже; Березовец-порог при с.Усколодском; Вайбучей - 4-мя верстами ниже; Песьянец - 2-мя верстами ниже; Силеников - 2-мя верстами ниже; Иваньков - 2-мя верстами ниже; Поршенский - 4-мя верстами ниже; Перпетай - 1 вер. ниже; Соболик - против с. Кривецкаго; Островский - 4-мя верстами ниже; Гладкинский - 2-мя верстами ниже и Мневец - 17-ю верстами ниже Пудожа" [тамже, с. XXXV].

Итого в общей сложности на реке Водле насчитывалось 24 относительно крупных порога, в связи с чем, авторы "обозрения" отмечали, что она "совершенно судоходна только на последних 18 1/2 верстах своего течения от деревни Подпорожья, но удобна для сплава по всей длине своего течения. Судоходство, однакож, производится здесь в ограниченном размере, на небольших судах, преимущественно весною, да и то на главных порогах (Падуне, Волчьем, Войбучем и др.) приходится перетаскивать суда берегом. Искусственных сооружений по р. Водле нет, даже нет и бичевника, по неудобству к тому берегов". Составители "обозрения" не забыли упомянуть и о том, что река "Водла принимает в себя много притоков", в числе которых были названы - "Нетона, Вире, Мышья Черева, Комбуса, Сиг, Сума, Поршта, Раглиска, Тихая корбь, Колода, Сомба, Пудра, Вемунса и Шиль" [тамже].

По данным на 1873 год из 7 уездов Олонецкой губернии Пудожский уезд занимал второе место по числу относительно крупных водоемов. Имея на своей территории 64 озера, он уступал лишь Повенецкому уезду, в котором насчитывалось 163 водоема [тамже, с. XXXI]. Из литературных и архивных источников широко известны названия таких озер Пудожского края, как Сумозеро, Купецкое, Тягозеро, Шалозеро, Копполозеро и Муромское, расположенных в западной части восточно-обонежской территории. Не менее богата крупными природными водоемами и восточная часть Пудожского края, в которой размещаются озера Колодозеро, Салмозеро, Корбозеро, Тамбичозеро, Отовозеро и Юнгозеро. Большинство озер связано с рекой Водлой или Онежским озером системой более мелких рек и ручьев, что сыграло немаловажную роль в истории заселения и последующего хозяйственно-экономического освоения Восточно-Обонежс-кого субрегиона.

А история Восточного Обонежья действительно интересна и своеобразна. Об этом говорят исследования специалистов различных научных областей. Еще во второй половине XIX века на этот субрегион обратили внимание историки и этнографы. В их числе могут быть названы имена таких известных путешественников и ученых, как Н.Я.Озерецковского (1785) [79], К.А.Неволина (1853) [76], И.С.Полякова (1873) [100], Н.Н.Харузина (1894) [125], Н.С.Шайжина (1906) [84] и многих других.

Однако, как отмечал этнограф Н.Н.Харузин в своем небольшом монографическом исследовании, посвященном изучению бытовых традиций и верований населения восточно-обонежского края, Пудожский уезд являлся долгое время "пасынком исследователей Олонецкой губернии. Большинство из них направлялось в дебри Повенецкого уезда, в уезды Каргопольский, Петрозаводский и другие, и лишь сравнительно очень немногие заезжали и в Пудожский уезд, да и то некоторые из них лишь мимоездом" [125, с.1].

По мнению Н.Н.Харузина, "эта нелюбовь исследователей к Пудожскому краю объясняется тем, что он резко отличается во многих отношениях от соседних с ним уездов. В то время как в других местах губернии, благодаря разным условиям, население сохранило в своих взаимных отношениях целый ряд архаизмов, сохранило много следов своего старинного быта - крестьяне пудожские на первый взгляд мало, чем отличаются от крестьян наших средних губерний. При более близком знакомстве с ними, - писал Н.Н.Харузин, - приходится лишь убеждаться, что это первое впечатление касательно общих черт быта не было ошибочным. В их правовых воззрениях мало найдешь оригинального, своеобразного, архаичного; всюду видишь ломку прежних устоев, ломку, прогрессирующую с поразительной быстротой" [тамже, с. 1].

Вместе с тем, по данным Н.Н.Харузина, относящимся к концу XIX века, в Пудожском крае "еще недавно преобладающим типом семьи была, так называемая, большая семья", тогда как "теперь, - писал исследователь, - большие семьи даже в более глухих углах уезда встречаются лишь редкими оазисами, среди распадающихся все больше и больше семей". Кроме этого, "еще недавно большинство селений уезда были, по выражению местных жителей, "загнано место", где не было в употреблении ни чаю, ни кофе" [тамже, с. 1].

Однако, как утверждал в своей работе Н.Н.Харузин, было "видно, что со сравнительно недавнего времени произошла эта резкая перемена в умах, что, разрушивши старый строй, не успели его еще заменить прочным новым, выработать себе, взамен старых устоев, новое, трезвое мировоззрение" [тамже, с. 1-2]. И этими словами он как бы подчеркивал мысль о том, что Пудожский край, в силу свойственных ему особенностей, является уникальным "кладезем" разнообразных сведений по материальной и духовной культуре народов Российского Севера и, несомненно, заслуживает более пристального внимания со стороны специалистов различных научных областей.

Призыв Н.Н.Харузина был активно воспринят научной общественностью, и интерес к познанию специфики восточно-обонежского субрегиона существенно возрос, о чем свидетельствует большое число разнообразных научных и научно-популярных публикаций, посвященных изучению особенностей этого специфического субрегона Российского Севера. К ним, в частности, относятся работы этнографов В.В.Пименова (1965) [95], С.В.Воробьевой (1981) [22], В.П.Кузнецовой (1981) [58] и З.И.Етоевой-Строгальщиковой (1977-1986) [32; 33; 34; 117; 118; 119; 120], искусствоведов Э.С. Смирновой (1967-1969) [107; 108], В.Г.Брюсовой (1972) [14], Л.Н.Белоголовой (1981) [11] и В.М.Вишневской (1981) [20], музыковеда Т.В.Краснопольской (1981) [56; 57], историков И.П.Покровской (1978) [97], Н.А.Кораблева (1983) [54] и Л.Н.Амозовой (1995) [1], археологов Ю.А.Савватеева (1976-1983) [103; 104; 105] и М.Г.Косменко (1981) [55], топонимистов Г.М.Керта и Н.Н.Мамонтовой (1982) [39]. Заслуживает упоминания и капитальный труд под названием "Очерки истории Карелии", подготовленный в 1957 году коллективом ученых Института языка, литературы и истории Карельского филиала АН СССР, и содержащий, хотя и в довольно разрозненном виде, массу интересной информации по истории и экономике Восточного Обонежья [91].

Проведенный автором анализ упомянутых выше литературных источников в сочетании с результатами картографических исследований, позволяет утверждать, что в историческом плане Восточное Обонежье представляет собой достаточно цельную территорию. До принятия Императрицей Екатериной II знаменитого "Указа о губерниях" восточно-обонежские земли образовывали северо-восточную часть Обонежской пятины и были колонизированы новгородскими переселенцами еще в период IX-XV веков [93, с. 168-188]. Пудожский край в это время располагался на пути движения наиболее оживленного колонизационного потока, бравшего начало у стен Новгорода Великого, далее двигавшегося по реке Волхову, затем вдоль юго-восточного берега Ладожского озера и по реке Свири попадавшего в Онежское озеро (рис.1) [5; 76, карта; 81, с. XLVI; 105, с. 68; 108, с. 112-113; 123, с. 13, карта-схема].

У западной границы Восточного Обонежья в районе устья реки Водлы колонизационный поток разделялся на два русла (рис.1-1, рис.2). Часть новгородских переселенцев направлялась к Повенцу (в Северное Обонежье - рис.1-15) и через Выгозерье (рис.1-8) уходила дальше на север в Карельское Поморье (рис.1-9), в Беломорскую Карелию (рис.1-10) и на Кандалакшский берег Мурманского Поморья (рис.1-11). Другая же часть колонизационного потока устремлялась вверх по реке Водле к Водлозеру. Затем через волок между рекой Черевой, левым притоком реки Водлы, и рекой Волошевой, вытекающей из Волоцкого (Наволоцкого) озера в районе ныне уже не существующих деревень Заволочье и Яблонева Горка, колонизационный поток выходил на Кенозеро (рис.1-5). Далее, сплавляясь по реке Кене, переселенцы попадали в Архангельское Поонежье, именовавшееся в то время "Заволоцкой землей" или "Заволочьем" (рис.1-7). Оттуда новгородцам открывался прямой путь к Онежской губе Белого моря и в низовья Северной Двины к Холмогорам, а позднее - к Архангельску (на Онежский, Летний и Зимний берега Архангельского Поморья - рис.1-12) и далее через Белое море к Терскому побережью Мурманского Поморья (рис.1-11) [5; 26; 27; 96, с.43-45, карта-схема; 108, с. 113; 123, с. 13, карта-схема].

Невозможно назвать точную дату открытия движения по "кенозерскому" (а по некоторым источникам - "кенскому" или "кемскому") волоку, но достоверно известно, что в конце XV века по нему шло оживленное торговое движение. "Да в Водлезерском же погосте на Настасьинской земле на Мышьих Черевех" есть "волочек Кемской, - отмечал в 1563 году московский писец Андрей Лихачев, - а через тот волочек, торговые люди из Ноугородцкие земли ходят с товаром в Заволоцкую землю, а из Заволоцкие земли в Ноугороцкие земли водяным путем в судех, а великого князя крестьяне Настасьинские волости на Мышьих Черевех через тот волочек товар волочат, а найму емълют з беремяни по денги. И на тот волок писец Юрьи Костянтинович (Юрий Константинович Сабуров - один из составителей древнейшей писцовой книги по Обонежской пятине 1495-1496 годов [81, с. II]) положил оброку 4 гривны, и тот волочек ныне пуст, а гости тою дорогою ныне не ездят, - ездят новою дорогою" [91, с. 50-51; 94, с. 177]. Однако сам волок не был забыт, и движение по нему местных жителей осуществлялось вплоть до конца XIX века, что следует из путевых заметок член-сотрудника Императорского Русского Географического общества (ИРГО) И.С.Полякова, прошедшего этот путь с водлозерами в 1871 году [100, с. 77-78].

А в XX веке "кенозерский" волок получил свою "вторую" жизнь. Через него ныне проходит один из интереснейших туристических водных маршрутов. Он берет начало на реке Волошке в Коношском районе Архангельской области (рис.1-18), захватывает реки Волошму, Онегу, Кену и озеро Кенозеро, реки Почу, Волошеву и озеро Волоцкое (рис.1-5), реки Череву и Водлу, и заканчивается у поселка Шальский Пудожского района Республики Карелия на восточном берегу Онежского озера (рис.1-1, рис.2). Маршрут, имея IV категорию сложности и полную протяженность более 400 км, привлекает внимание многих туристов и путешественников из различных уголков нашего отечества, содействуя их знакомству с природой и историко-культурным наследием Восточного Обонежья как специфического историко-архитектурного субрегиона Российского Севера [96, с. 43-45].

Возвращаясь же вновь к истории заселения Пудожского края, следует сказать, что в процессе колонизации северных земель новгородские переселенцы частично вытеснили, а частично - ассимилировали аборигенное население Восточного Обонежья. Им, по мнению археологов, историков и этнографов, являлись разрозненные племена финно-угорских народов, и в первую очередь, саамов (лопарей). Последние оставили свой след на восточно-обонежской территории в виде наскальных рисунков в районе знаменитого Бесова Носа (в окрестностях Муромского монастыря), многочисленных топонимов и гидронимов, а также разнообразных легенд и преданий, зафиксированных в путевых заметках многих исследователей Российского Севера [35; 39, с. 26, 76-77, 89; 62; 100, с. 75-76, 158; 103, с. 15, 21-32, 45-104, 176-190; 108, с. 113; 125, с. 5-6, 18; 130, л. 20].

Предположительно, в тесном контакте с саамами на территории Восточного Обонежья мирно сосуществовали племена "заволочьской чуди", генетически связанной с летописной "весью" и послужившей, по предположениям историков и этнографов, основой формирования вепсской народности, ныне проживающей в южной части Прионежского района Республики Карелия (в южном Прионежье - рис.1-13) и в северо-восточной части Ленинградской области (в Посвирье - рис.1-4) [25, с. 18, карта; 32; 33; 34; 55, с. 16-17; 81, с. XLVII; 91, с. 43-44; 95, с. 50; 117; 118; 119; 120, с. 5].

Так, в относящемся к XIV веку завещании Лазарь Муромский - основатель знаменитого Муромского монастыря, расположенного на восточном берегу Онежского озера южнее устья реки Водлы, писал: "А живущие тогда именовались около озера Онега лопляне и чудь" (цит. по [39, с.12]). В пользу данной гипотезы говорит и зафиксированная лингвистами на территории Пудожского района народная былина "О Рахте Рагнозерском", отражающая, как предполагают специалисты, предания той нерусской "чуди", которая жила в этих местах еще до прихода новгородцев [108, с. 113].

Из исторических источников также известно, что центром Восточного Обонежья во времена его новгородской колонизации являлся Шальский Спасский погост (ныне деревня Теребовская, расположенная в непосредственной близости от поселка Шальский) [4, с. 115; 81, с. 177, № 3858; 83, с. 512, № 3877; 101, № 774; 110, с. 100, № 2625; 112, с. 262, № 3999; 113, с. 74, № 2261; 127, с. 1-3]. В частности, в грамоте, датированной 1391 годом, упоминается "Великого Новгорода Юрьева монастыря - вотчина возли Онеги озира Спаской погост Шальской да Никольской Подожской выставок" [96, с. 45]. По этому же документу можно судить, что современный город Пудож, являющийся ныне административным центром Пудожского района Республики Карелия, возник из маленького поселения, отпочковавшегося в начале-середине XIV века от Шальского погоста.

Если к концу XX века в силу исторических и социально-экономических причин Восточное Обонежье оказалось на периферии от основных промышленных центров и оживленных транспортных путей, то в "новгородское" время Пудожский край, несомненно, процветал. По утверждению историка Н.С.Шайжина "некоторые его деревни упоминаются уже в документах XII века". Известно также, что в 1447 году, как сообщает III Новгородская летопись под 6959 (1448) годом, "Пудогу" совместно с "Карго-полем" "пограбиша шестники" - войска Дмитрия Шемяки [127, с. 1, прим. 1, 3, 29-34]. "И надо полагать, - справедливо замечает искусствовед Э.С.Смирнова, характеризуя начальные этапы освоения восточно-обонежских земель, - здесь было что грабить - край был богат и населен. По этим местам пролегал очень важный торговый путь из Новгорода на северо-восток, к рекам Онеге, Северной Двине и дальше к Белому морю" (рис.1, 2) [108, с. 112-113].

В XIII-XV веках полупатриархально-полуфеодальные отношения в Карелии постепенно сменялись феодальными, а процесс этот шел быстрее там, куда проникали новгородские феодалы [91, с. 59]. В сферу внимания последних естественно попало и Восточное Обонежье, благодаря своему географическому положению и благоприятным для ведения сельского хозяйства природно-климатическим условиям. Поэтому не случайно владения новгородских бояр часто охватывали не десятки, а сотни крестьянских дворов.

К примеру, только боярыне Настасье Григорьевой, владевшей водным путем по Водле, принадлежало свыше 300 дворов. Другим крупным землевладельцем в Восточном Обонежье была знаменитая Марфа Посадница (вдова посадника Исаака Борецкого), которая в XV веке владела более чем 150 дворами в Кижском и Пудожском погостах [91, с. 64; 127, с.1]. А из числа других менее крупных вотчинников известны имена боярыни Ксении Есиповой и бояр Ивана Немирьева, Никиты Грузова, Федора Худякова, Ивана Фомина, Селифонта Твердислава и Федора И. Морозова [94, с. 168-188; 127, с.1].

Наряду с боярами крупными землевладельцами в Восточном Обонежье были и монастыри - Юрьев Новгородский, Муромский и Палеостровский [18, с. 161-249; 94, с. 168-188; 127, с. 1]. "Что же касается времени первоначального возникновения русских "страдомых деревень" на местах лопарских и чудских становищ в Пудоге, то на достаточных основаниях время это должно определять гораздо ранее XVI, но не прежде XI-XII вв., - утверждал в своем монографическом исследовании под названием "Старая Пудога" историк Н.С.Шайжин [127, с. 3-8].

Но, "как бы то ни было, - замечает он далее, - в конце XII века поселения на р. Водле уже существуют, что косвенно доказывает открытый" историком Е.В.Барсовым документ: "дело о переводе из Палеостровского и других монастырей старцев в Муромский монастырь". Из приводимой в этом "деле" челобитной (от 29 августа 1686 г.) вытегорских, андомских и пудожских крестьян видно, что Муромский монастырь построен в 1189 году и строили его предки этих крестьян: "В прошлых, Государи-годех в 6697-м в Заонежской пятине в Овлозерском (Водлозерском - П.М.) стану построен Муромский монастырь, Ваше Государское богомолье, а мирское старинное строение и изстари в тот же Муромский монастырь сродичи давали же вклады" [тамже].

По сведениям, представленным авторами уже упоминавшегося ранее "Общего обозрения Олонецкой губернии" 1873 года, Муромский или Мурманский монастырь был основан в начале второй половины XIV века (по некоторым источникам - в 1332 году) "в 36 верстах от Пудожа, на реке Черной" (на Муромском мысу Онежского озера в юго-западной части Восточного Обонежья у границы Карелии и Вологодской области [4, с.115]), а его основатель - Лазарь - "был уроженцем города Рима и по прибытии в русскую землю сначала оставался в Новгороде. Здесь узнав от новгородцев о существовании пустынных мест в Обонежьи, он купил у посадника новгородского Ивана Захаровича остров Мучь, на оз. Онего, около которого тогда, по сказанию самого Лазаря, жили "Чудь и Лопь - страшные сыроядцы" [4, с. 115-116; 39, с.12; 81, с. LIX].

Из исторических источников также известно, что в 1349 году Лазарь отправился в Обонежье "с данниками новгородского посадника и поселился на пустынном острове". "Много лишений и гонений испытывал он сначала от лопарей, - писали составители "обозрения", - но в 1352 году решился основать там обитель и, по благословению новгородского архиепископа Моисея, возвратился на остров. Лопари, побежденные его смирением и чудесными исцелениями их больных, оставили окрестности острова Муча и удалились к северу. Тогда начали приходить к Лазарю любители уединения, из разных мест и оставались с ним; иные постригались и вскоре поставили деревянную церковь во имя друга Божия Лазаря (ныне она находится в музее "Кижи" [8, с. 31-34, ил. 10; 84, с. 116-120, ил.; 85, с. 128-137, ил. 160-173; 88, с. 54, 56-57, рис. 24-А; 108, с. 48, 51-52, ил.]).

По мере увеличения числа иноков "построена была новая церковь во имя Успения Богородицы, от которой и монастырь Мурманский назван был Успенским". Согласно преданиям "Преп[одобный] Лазарь прожил на острове 39 лет, скончался в 1391 году, имея от роду 102 года". А сам "Мурманский монастырь, как уже замечено было выше, имел весьма важное значение в Обонежьи, распространяя около (себя - П.М.) поселения христиан, из коих многие потом грамотами царей приписаны были к монастырю" [81, с. LIX]. Из исторических документов известно, что за Муромским монастырем в начале XVII века на землях Восточного Обонежья числились "1 деревня на Уножском острове (в районе острова Лукострова, на расстоянии 22 км к северо-западу от устья реки Водлы - П.М.) и 3 деревни на "Шале" [4, с. 99, 115; 127, с. 10-15].

Наряду с Муромским монастырем вотчинником ряда восточно-обонежских поселений был не менее известный Палеостровский монастырь, основанный еще в конце XII века Корнилием Палеостровским на Палеострове в Толвуйской губе Повенецкого залива Онежского озера. Остров этот расположен в северо-восточной части Заонежья (рис.1-14) у северо-западной границы Восточного Обонежья, напротив поселка Толвуя и на расстоянии 16 км к западу от села Челмужи Медвежьегорского района [4, с. 85-86]. В некоторых исторических документах этот остров именуется "Пале" или "Палей", а в грамотах и писцовых книгах иногда называется "Вспальевским" или "Вспалем". Название "Палей", по словам окрестных жителей, дано острову потому, что около него ловится много рыбы Пальи. Поэтому остров этот нередко называется еще и "Палиным" [81, с. LVI].

О времени основания Палеостровского монастыря судить достаточно сложно, поскольку "подлинные акты, некогда хранившиеся в монастыре, истреблены. Уцелело немного данных, указывающих на древность монастыря. Это - две грамоты, писцовые книги и данные от Новгородских посадников на остров Палей, Речной и др. В грамоте царей Ивана и Петра Алексеевича в 1691 году сказано: "а ныне били челом … Олонецкаго уезда с Онега озера, Палеостровскаго монастыря строитель … в прошлых де годех, тому с пятьсот лет и больше, Новгородские посадники, во время бытия своего, дали под строение Палеостровскаго монастыря пр[еподобному] Корнилию на Онеге озере Палей, Речной и иные острова, да на пропитание братии и тружеников в Шунгском погосте пашенныя земли". Слова в челобитьи: "тому с пятьсот лет и больше", по мнению составителей "обозрения" "определяют и ясно указывают на время основания монастыря, именно в конце XII века" [81, с. LVI-LVII].

"В пополнение доказательства о времени основания монастыря" авторы "обозрения" приводили имена самих новгородских посадников. Так, ими сообщалось, что "в грамоте 1686 года приводится выпись из вводной грамоты Царя Федора Иоанновича 1591 года, где говорится о разных владениях Палеостровского монастыря, по данным старых бояр Новгородских, посадников Андрея Ивановича Тисяцкого, Семена Ермолина с братом, Мартемьяна Родионова, Василия Афанасьева и Кондрата Денисова, посадничей жены Василисы и игумена Хутынского монастыря Варлаама, первоначальника Хутынской обители, основанной в 1192-1193 годах". А к сказанному еще добавлялось, что "cамыя названия владений, пожертвованных монастырю новгородскими посадниками, кроме немногих, забытых по отдаленности времени, удерживаются во всех писцовых и переписных книгах XVI и XVII века" [81, с. LVII; 94, с. 168-188].

А об основателе Палеостровского монастыря сообщалось, что “преподобный Корнилий” был уроженцем города Пскова. Он “еще в юности оставил свою родину и долго странствовал в Поморском крае, покуда не достиг Палей-острова. Здесь сначала жил он в тесной, каменной природной пещере и потом устроил пустынь и в ней две деревянных церкви св. Николая и св. Пророка Ильи”. Как сообщали составители “обозрения”, “это мы знаем уже из позднейших исторических свидетельств: в писцовых книгах 1583 года Андрея Плещеева сказано, что эти церкви были “поставление преп[одобного] Игумена Корнилия”. Уже при жизни его Палеостровская обитель имела много иноков и справедливо предполагать, что если в XIV веке в Заонежье уже не было язычников, то начало столь значительного успеха христианства было положено иноками сего монастыря в XII и XIII веке, когда этот край был населен Лопарями (во всем нынешнем Повенецком и частию в Петрозаводском уездах), где многие погосты назывались Лопскими еще в половине XVIII века” [81, с. LVII].

"Более прочное значение Палеостровской обители выясняется в XIV веке, когда заонежские погосты, окружавшие Палеостров, были уже просвещены христианскою верою и уже пользовались гражданскими правами Новгорода. Это доказывает старинная 1375 года "Обводная", которая имеет для нас особый интерес упоминанием об различных древних местностях, - писали составители "обозрения". В этой записи, между прочим, говорится: "се докончаши мир в мире с Челмужским боярином … староста Вымоченскаго погосту …, а вси Шунжане и вси Талвьяне и вси Кузаранцы и вси Вымоченцы … и урядили …". Все эти названия относятся к погостам, очевидно имевшим уже давнее значение в крае, - все они под теми же названиями существуют и до ныне" [тамже, с. LVII].

По утверждению составителей “обозрения” “Заонежье (рис.1-14) в то время, а может быть и раньше, служило складочным местом для предметов приморской торговли, принадлежавшей посадникам Новгородским, и естественно предполагать, что богатые Новгородцы, по старинному русскому обычаю, поддерживали как обитель Палеостровскую, таи и другия, возникшия в XIV веке. Но главнейшая доля успехов христианства в Олонецком крае, без сомнения, принадлежит возникавшим обителям. Около них устраивались новые погосты, поселения и деревни, так что монастыри всегда становились центром наиболее населенных местностей края. Все поселения, которыя царскими грамотами были подчинены суду настоятелей Палеостровского, Кенского, Муромского и других монастырей, первоначальным своим существованием обязаны были пустынножителям” [тамже, с. LVII].

“По преданию, братство Лазаря Муромского состояло из 800 чел[овек], из них впоследствии состоялись целые приходы, - писали авторы “обозрения”. Устраивая, так сказать, церковные колонии, обонежские отшельники являлись вместе с тем и первоначальниками гражданского развития края. Чудь бело-глазая, обитавшая в каргопольских пределах, жила также, как и все Лопари, в подземных пещерах и питалась сырым мясом зверей, рыб и птиц - от того, вероятно, получив название “сыроядцев”. Подчинив их христианскому учению, иноки приучили их к улучшению их материального быта” [тамже, с. LVIII].

““Чудяне”, - по сообщению составителей “обозрения”, - учились у иноков “возделывать землю и строить жилища, подобные кельям. Обители обонежских отшельников были единственными проводниками грамотности и христианского просвещения в роде Карельских детей. Здесь эти простые и неразвитые люди искали себе наставления и утешения в бедственных и трудных случаях жизни, здесь находили для себя и книжных учителей, и книги для чтения. Некоторые монастыри, как Александро-Свирский, Палеостровский, Ошевенский обладали большими библиотеками, которые, к сожалению, погибли от хищничества ляхов и раскольников. Но более всего народ привязывался к обитателям под влиянием своего уважения к подвижнической жизни пустынножителей, которые чудодейственною помощью своею привлекали к себе и новообращенных христиан и язычников” [тамже].

Большая часть владений Палеостровского монастыря находилась в ближайших к нему землях Шунгского и Толвуйского погостов, лежавших к северо-западу от Пудожского края - в Заонежье (рис.1-14) и в северном Обонежье (рис.1-15). Однако и на землях Восточного Обонежья (рис.1-1) за Палеостровским монастырем в начале XVII века числились две деревни “на Уножских островах” (Унойские острова в районе Лукострова - П.М.), “тягловая земля” в Пудожском погосте с мельницей на р. Рагнуксе и “займище-мельничное место на р. Нигижме (ныне река Черная, расположенная в юго-западной части Пудожского края - П.М.), в пороге, повыше Чид ручья” [4, с. 85-86; 127, с. 10-15].

А наиболее крупным вотчинником в Пудожском крае был Новгородский Юрьев монастырь. К началу XVI века он владел “за Онегом” 17 деревнями, а к концу XVI века в Обонежье уже имел “42 деревни живущих да одну пустую да 3 пустоши”. Часть деревень была пожалована монастырю из Государевой вотчины, которая к концу XVI века насчитывала “162 деревни живущих, 9 пустых деревень и 56 пустошей” [4, с. 99, 115; 127, с. 10-15].

Достаточно много интересного о восточно-обонежских поселениях конца XV века можно было бы узнать из древнейшей писцовой книги по Обонежской пятине, относящейся к 1495-1496 годам и составленной уже упоминавшимся выше московским писцом Юрием Константиновичем Сабуровым. Однако часть этого документа, содержавшая, в частности, и сведения о восточно-обонежских погостах, оказалась утраченной и о ее содержании можно судить лишь по хронологически следующему за Сабуровским описанию 1563-1566 годов писца Андрея Лихачева “с товарыщи”, среди которых видное место занимал подъячий Ляпун Добрынин [94, с. II-III].

Из писцовой книги А.Лихачева и Л.Добрынина известно, что большая часть территории нынешнего Пудожского края делилась между тремя погостами-округами. В их число входили “погост Спасской в Шале реце”, “погост Водлозерской за Онегом” и “погост Никольской на Пудоги” [94, с. 168-188, карта]. Первому погосту-округу подчинялись поселения, располагавшиеся в устье реки Водлы и в юго-западной части Восточного Обонежья. Под эгидой второго погоста-округа находились земли северо-восточной части Пудожского края, а к третьему относились поселения центральной и юго-восточной части восточно-обонежского субрегиона [тамже, с. 169-188].

С юга к Шальскому погосту-округу примыкал “погост Никольской на рецы на Андоме” (север Вологодского Вытегорья - рис.1-2), за которым числились самые юго-западные поселения Восточного Обонежья, расположенные в районе современной деревни Гакугсы. А к северу от Пудожского края (в Северном Обонежье - рис.1-15) располагался “погост Петровъской на Челможе”, в состав которого в это время входили поселения, находящиеся в районе современных поселков Римское, Пудожгорский и Пяльма [4, с. 99-100, 115-116; 94, с. 165-167, 188-189].

В числе оброчных поселений “в Спаском же погосте в Шалском” до момента составления писцовой книги А.Лихачевым и Л.Добрыниным (т.е. в конце XV века) значилась “царева великого князя волостка Настасьинская Ивановы жены Григорьева”, в которой было “всех деревень и с старыми починками 37, а дворов и с пустыми 76, а людей 91 чел., а обеж 24 обжи с пол-третью, сошного писма 8 сох да пол-трети обжы. А оброку платят за волостелин корм денгами 21 рубль и 25 алтын”. А согласно записи Андрея Лихачева и Ляпуна Добрынина “прибыло в той же волостке … 3 починка, а дворов 5, а людей 6 ч., пол-обжы, пол-трети сохи” [94, с. 168-170].

К числу упоминавшихся выше монастырских владений “в Шалском погосте” относилась “волостка Юрьева манастыря Оксиньинская Микитины жены Есипова, а ту волостку дал князь великий Юрьеву манастырю”. А было в ней “и всех деревень и с старыми починки и с припускными деревнями 45, а дворов 94, а людей 103 ч., а обеж 30 пол-4, сошного писма 11 сох с полтретью”. К 1563 году в монастырских владениях Юрьева монастыря прибыл починок и деревня, а в них “2 двора и 2 пол-четверти обжи”. Еще “в Спаском же погосте в Шале” имелась “Муромского манастыря на Онеге озери на Унос-Острову … 1 деревня, 4 дворы, 3 ч., обжа, треть сохи” и значилось владение “Палеостровского манастыря, а дал те деревни в дом Спасу Палеостровскому манастырю посадник старой Панфил Селифонтов”, а во владении этом насчитывалось “2 деревни, а дворов 4, а людей 5 ч., пол-обжи, пол-трети сохи” [тамже, с. 170-173].

На северо-востоке Шальский погост-округ граничил с Водлозерским погостом-округом, на территории которого имелось 5 оброчных “волосток”. В их числе, во-первых, значилась “в Водлозерском же погосте царева великого князя волостка Микитинская Грузова”, в которой было “и всех деревень жывущих и пустых и старых починков и с вопчими 40, а дворов 42, а людей 29 ч., а обеж жывущих и пустых 36 бес трети, сошного писма 12 сох бес трети обжы, и в тех пусто 13 обеж бес пол-трети, а з 23-х обеж бес пол-трети за доход волостелин платят оброку 20 рублев и 18 алтын и 2 ден.; с обжы по 30 алтын”. Во-вторых, в том же “в Водлозерском же погосте” имелась “царева великого князя волостка Оксиньинская Микитины жены Есипова”, в которой насчитывалось “и всех деревень жывущих и пустых и с припускными и с старыми починки 15, а дворов 14, а людей 14 ч., а обеж 12 бес пол-трети, а сох 4 бес пол-трети обжы; и в тех пусто 3 обжы, а з 9 обеж бес пол-трети оброку платят за волостелин корм 7 рублев и 30 алтын и 10 ден.” [тамже, с. 173-175].

В-третьих, “в Водлозерском же погосте” были еще “царевы великого князя деревни Федоровские Малого Худякова Григорьева сына. … И всего 5 деревень, а дворов жывущих и пустых 5, а людей 5 ч., а обеж пол-5, сохи пол-2; и в тех пусто 2 обжы бес трети, а с 3-х обеж бес пол-трети за волостелин корм оброку платят 2 рубля и 17 алтын и 2 ден.”. В-четвертых, была “в Водлоозерском же погосте царева великого князя волостка Настасьинская Ивановы жены Григорьева. …И всего деревень жывущих и пустых и с вопчими и с починки 20, а дворов 22, а людей 25 ч., а обеж пол-17, а сохи пол-6; и в тех пусто пол-4 обжы, а с 13 обеж за волостелин корм платят 11 рублев и 23 алтын и 2 ден.” [тамже, с. 175-176].

В-пятых, к Водлозерскому погосту-округу относились “царевы великого князя деревни Ивановские Немирова. … И всего с вопчими 4 деревни, а дворов 4, а людей 3 ч., а обжы 2 с пол-третью, соха бес трети да пол-трети обжы; и в тех пусто треть обжы, а з 2 обеж бес пол-трети оброку платят за волостелин корм рубль и 21 алтын и 4 ден.”. Наконец, “в Водлоозерском же погосте” была еще “царева великого князя деревня, что была Марфинская Исаковы, на Вар-селге. … И всего 1 деревня, 3 дворы, 4 ч., а обжы 2, соха бес трети. А оброку платят за волостелин корм рубль и 30 алтын без гривны” [тамже, с. 176-177].

Далее к востоку от Шальского и к югу от Водлозерского погостов-округов находился погост-округ “Никольской на Пудоги”, к которому были приписаны оброчные земли, расположенные в центральной и восточной частях Пудожского края. В их числе значилась “в Пудожском же погосте царя и великого князя волостка Настасьинская Ивановы жены Григорьева”, в которой было “и всех деревень жывущих и пустых и с припускными и с вопчими 95, а дворов и с церковными 163, а людей 148 ч., а обеж жывущих и пустых 88 да треть обжы. А оброку платят за волостелин корм 79 рублев и 16 алтын и 4 ден.” [тамже, с. 177-186].

Еще “в Пудожском же погосте” была оброчная “царя великого князя волостъка Микитинская Грузова”, в которой имелось “и всех деревень и с старыми починки 51, а дворов 84, а людей 92 ч., а обеж 40 пол-3 обжы да треть обжы, а сошного писма 14 сох с полутретью да треть обжы. А оброку платят за волостелин корм 38 рублев и 18 алтын и 2 ден. А пусто в той боярщине пол-14 обжы, а живущего 29 обеж с третью”. Наконец, к оброчным землям “в Пудожском же погосте” относилась еще “царя великого князя волостка Марфинская Исаковы на Колодоозере. … И всех деревень и с старыми починки 49, а дворов 84, а людей 76, а обеж и с поповской 44 обжы с полу-третью, а сошного писма 15 сох без трети да пол-трети обжы. А оброку платят за волостелин корм денгами 39 рублев и 25 алтын” [тамже].

Помимо оброчных поселений в центральной части Пудожского края имелись еще и монастырские вотчины. Во-первых, в их числе была “в Пудожском же погосте волостка Юрьева манастыря, а была та волостка Оксиньинская Микитины жены Есипова, а ту волостку дал манастырю князь велики”. Во-вторых, имелись “в Пудожском же погосте деревни Юрьева манастыря, а бывали те деревни Ивановские Немирова, а дал те деревни монастырю князь великий”. Наконец, в-третьих, “в Пудожском же погосте” существовали: “деревня Юрьева манастыря, что была Федоровская Григорьева Худякова, и ту деревню дал князь великий монастырю”, а также “в Пудоском же погосте деревни Юрьева монастыря” без волостного статуса. Да кроме упомянутых деревень к 1563 году в вотчинах Юрьева монастыря прибыло еще “2 починка, 2 двора, 2 ч., пол-четверти обжы”. В итоге за Юрьевым монастырем в Пудожском погосте числилось “всех деревень и с старыми починки и с новоприбылыми починки 19, а дворов 54, а людей 59 ч., а обеж во всех боярщинах 18 да пол-четверти обжы, сошного писма 6 сох да пол-четверти обжы” [тамже, с. 187-188].

С юга, как об этом уже упоминалось ранее, к Шальскому и Пудожскому погостам-округам примыкали земли Никольского погоста-округа “на рецы на Андоме”, к оброчным поселениям которого, в частности, относилась “в Андомском же погосте царева великого князя волостка Оксеньинская Микитины жены Есипова”, в которой значились 4 деревни “на Вакуксе” (Гакугсе - П.М.), деревня “на Онежском озере на Муромской речке на Тетеревинце на Кюле Деменковской след Феткова да Олешкова Олкова” и деревня “Сорочье поле”. Всего в этих поселениях насчитывалось 14 дворов и 18 человек мужского пола. А в располагавшемся к северу от Шальского погоста-круга “в Петровском же погосте в Челможском”, в числе монастырских владений значилась “волостка Хутыня манастыря на Пудоцкой горе”, в которой насчитывалось “всех деревень 17, а дворов 46, а людей 57 ч., а обеж 14, сошного писма 5 сох бес трети. А нового дохода идет денгами и за хлеб и за мелкой доход 31 гривна и 2 ден.” [тамже, с. 167, 188-189].

Итого к 1563 году по писцовой книге Андрея Лихачева и подъячего Ляпуна Добрынина на территории Восточного Обонежья (в современных границах Пудожского района Республики Карелия) насчитывалось 412 деревень и починков, в которых было 720 дворов с населением в 740 человек мужского пола. Если же предположить, что рядовая крестьянская семья на то время состояла в среднем из 3-5 человек, то общее количество жителей в Пудожском крае к концу XVI века составляло в пределах от 2500 до 3500 человек.

Из писцовой книги также известно, что на территории Восточного Обонежья в это время существовало 11 церквей. Так в Шальском Спасском погосте-месте имелась “церковь Спас-Преображенье, а другая церковь теплая Успенье святей богородицы, а у церькви служыт игумен Кирило да на погосте ж 14 старцов да 6 стариц, д[вор] дияк Степанко; да игумен же с соборяны пашут под погостом 3 полянки, росчистив ново после писма, а в писме Юрья Костянтиновича пашня игумену не писана, сеют в одной полянке ржы 3 четверки, а в дву по тому ж, сена косят 15 коп[ен], треть обжы, земля худа. … Да на погосте ж двор манастырской приежжей, а в нем живет старец Давид Уловцов; а угодья у них манастырского на Водле реке тона новая сиговая да на Водлийском устье тоню Косик; и на тех тонях ловят рыбу неводы во все лето всякую на манастырь” [тамже, с. 168].

О важной организующей роли этого погоста в системе хозяйственной деятельности населения Восточного Обонежья говорят следующие данные. Так, в писцовой книге при характеристике Шальского погоста-места было сказано: “Да на погосте же стоят анбарцы на Водле молодых людей и торгуют рыбою и мелким товаром царя и великого князя крестьян. Анбар Иванка Боранова в длину пол-2, поперек то ж. Анбар Шишолка Микулина в длину пол-2 сажени, поперег то ж. Анбар Олферка Федорова длина пол-з сажени, поперег то ж. Анбар Мосейка Тимофеева, в дину пол-2, поперег то ж. Анбар Ероха Трофимова, длина пол-2, поперег то ж. Анбар Осташка Данилова ноугородца с Ыванские улицы, длина 3 сажени, поперег сажень. Анбар Осташка ж Данилова ноугородца, длина 3, поперек 2. Анбар Коровли, длина сажень с лохтем, поперег то ж. Анбар[ы] два под клетею под Олексейковою Матфеева оба пол 3 сажени, Юрьева манастыря крестьянина. Анбар старосты Максимка, длина пол-2, поперег то же. … И всех анбаров 11, а оброку царя великого князя положено на год 18 алтын и 2 ден[ьги], с анбара по 10 ден[ег], да царя великого князя пошлин с оброку пол-6 ден[ьги]” [тамже, с. 168].

Далее в расположенном к северо-востоку от Шальского погоста-места Водлозерском Рождественском погосте-месте стояла “церьковь Рождество святыи богородицы, а другая церьковь теплая святыи апостол Петр и Павел верховные; а у церькви д. поп Семен, д. дьяк Гридя, д. понамарь Ерофейко, сеют в поле ржы 2 коробьи, сена косят 20 коп[ен], обжа” [94, с. 173]. А в Пудожском Никольском погосте-месте была “церьковь Никола чудотворец да другая церьковь теплая Троица живоначальная, д. Игумен Васьян, д. поп Микула, д. дьяк Степан, д. сторож Куземка, д. проскурница Феодора, д. сторож Ларивонко да стариц 5 да чернец, обжа, сеют в поле ржы пол-2 коробьи, сена косят 120 коп[ен]”. Кроме того, согласно писцовой книге 1563 года еще “на Колодо-озере” значилась “церковь великий Никола, а у церкви попа нет, д. дьяк Иванко, д. понамарь старец Мисайло, пашни у них нет, сена косят на Колоде реке на церьковном наволоке 20 коп[ен].” [тамже, с. 177, 184].

Писцы также сообщали, что “в Петровском же погосте в Челможском” была “волостка Хутыня манастыря на Пудоцкой горе, а в ней поставлена церковь ново святый великомученик Егоргий; на погосте двор попов пуст, д. дьяк Петрушка Кляпик”. А еще существовала “дер. на Купецком же у часовни; на той земли поставлена церковь ново святый мученик Егоргей, а у церкви д. поп Семан, д. дьяк Ондрюшка, д. понамарь Никонко, 2 трети обжы, сеют в поле ржи коробью, сена косят 11 коп[ен]”. Писцами также было упомянуто о “дер. в Негижме на Урмо-озерки у часовни, а ныне в той деревне поставлена ново церковь Рожество пречистые: д. поп Гаврило, д. дьяк Нифонтик, д. пономарь Фетко”. Наконец, не исключено, что существовал уже и погост на Янгозере, поскольку в числе вотчин Юрьева монастыря была названа “дер. на Янгас-озере у погоста” [94, с. 165, 169, 171, 181, 187].

Помимо упомянутых выше 11 церквей и 2 часовен на погостах писцовой книгой оказались зафиксированными еще 7 часовен в отдельных деревнях. Так в числе вновь прибывших починков “волостки Настасьинской Ивановы жены Григорьева” оказался упомянутым “поч[инок] на Водле у часовни на островку”. Далее назывались: “дер. в Негижме ж у часовни”, “дер. на Игое ж на наволоке словет у часовни”, “дер. на Чюеве наволоке словет у часовни”, “дер. на Кривцы же словет у часовни”, “дер. на Сум-озере словет у часовни” и “дер. на Водле реке над Вонбучем порогом у часовни Ивашков след Корвуев да сына его Окулка” [тамже, с. 170-171, 173, 176, 182, 184, 186].

Помимо перечисленных выше часовен и церквей, а также построек ранее названного Муромского монастыря на территории Пудожского края некогда существовал еще “Шальский-Спаский монастырь - там, где ныне по списку населенных мест (1873 года - П.М.) показан Шальский погост (Теребовская) при р. Водле, в 25верстыотгородаПудожа - П.М.)”. О нем в писцовых книгах 1582 года было сказано: “а на погосте (Спасском на р. Шале) церковь Преображения Господня и Успения Богородицы, древяные, да 4 кельи, да 6 келий пустых, да за монастырем 5 келий (а в них живут 5 стариц черноризиц)” [81, с. LXI-LXII]. Итого на 412 упоминавшихся выше восточно-обонежских поселений с учетом двух ранее названных церквей Муромского монастыря в 1563 году в общей сложности приходилось 11 церквей и 9 часовен, то есть в среднем по 1 культовому сооружению на 20 поселений.

А еще в непосредственной близости от северной границы Восточного Обонежья располагался уже упоминавшийся ранее Челмужский Петровский погост, на котором имелась “церковь апостолы Петр и Павел, а другая церковь теплая Богоявление господне, а у церкви д. поп Ондрей, д. дияк Михалка, д. понамарь Демешка, пол-обжи, сеют в поле ржы 3 четвертки, сена косят 5 коп[ен]” [94, с. 165]. В свою очередь к югу от Пудожского края находился “погост Никольской на рецы на Андоме”, а на погосте были: “церковь святый Никола чюдотворец, на полатех придел Успенье святии богородицы да теплая церковь Преображение спасово, д. поп Сергий, д. поп Василей, д. дьяк Поспелко, д. дияк Горьдейко, д. пономарь Симанко, д. пономарь же Терех, д. проскурник Макарей, сеют попы в поле ржи пол-2 коробьи, сена косят 20 коп[ен], пол-обжы”. Кроме того еще было “да на погосте ж 15 старцов да 16 стариц; да на погосте ж двор манастырской приезжей Футинской да дворец Муромского манастыря; да на погосте ж на церковной земли бобылских дворов баспашенных: …, да на погосте ж двор Русиновъской, а в нем живут таможники” [тамже, с. 188].

А из более поздних исторических документов известно, что помимо Андомского погоста у южной границы Пудожского края существовали еще “Андомский женский монастырь, бывший там, где ныне Андомский погост, при р. Андоме, в 29? верст[ах] от города … с церковью Св. Николая Чудотворца” и “Лужандозерская мужская пустынь - в 15 верст[ах] к северу от г. Вытегры, при устье р. Вытегры, основана старцом Герасимом”. Последняя, в частности, упоминается в писцовых книгах 1582 года, где о ней сказано: “пустынь Живоносныя Троицы на озере Лужанде. А в ней церковь Живоносныя Троицы, древяная, с трапезою, да 6 келий (а живут 7 братов) да 3 кельи пусты” [48; 81, с. LXI].

В непосредственной близости от восточной границы Пудожского края “с незапамятных времен”, как об этом говорят местные жители, существовала еще Челмогорская (Челмозерская) пустынь. По сведениям, собранным составителями “Общего обозрения Олонецкой губернии” 1873 года, она в начале XIV века была основана “Св[ятым] Кириллом” Челмогорским, который “был родом из новгородских пределов. Воспитанный в духе древняго благочестия, он в 1306 году (на 21 году своей жизни) принял иночество в обители св[ятого] Антония Римлянина. Через 6 лет, Кирилл оставил эту обитель и после трехлетнего странствования по разным монастырям … избрал себе место, при устье р. Челмы (что по-саамски означает протоку между двух озер [26, с. 50]), на горе Челмо (давшей название обители) над Лекшм-озером, в 53 вер[стах] от Каргополя, где ныне по списку населенных мест (1873 года - П.М.) показана Челмозерская пустынь, при Челмозере” [26, с. 50-52; 49; 81, с. LVIII].

“Это было в 1316 году, - писали авторы “обозрения”. Много трудов и терпения положил здесь св[ятой] Кирилл, покуда устроилась обитель. Преподобный Кирилл про-вел в обители 52 года. Благочестная жизнь его, как видно из его жизнеописания, много содействовала успеху христианского учения. Немного было христианского населения в Каргопольском крае, когда поселился там Кирилл Челмогорский. “Бяху, - говорится в его жизнеописании, - инии еще не крещении, живуще в окрестных местах, имеяху чудской язык и веру; еще бо в то время православие начаша процветати и распространятися благочестие: вси чудяне прияше святое крещение”. Преподобный Кирилл скончался на 82 году жизни, а в 1419 году, по преданию, на месте подвигов его построен был храм в честь Богоявления Господня [81, с. LVIII].

В свою очередь у противоположной западной границы Восточного Обонежья, всего лишь в 35 км от Шальского погоста, в центре Онежского озера находился не менее знаменитый Климецкий монастырь “на острове Онежскаго озера, называемого Киж”, основателем которого был преподобный Иона Климецкий [4, с. 98-99, 114-115; 108, с. 73, карта]. В старинных монастырских документах второй половины XVII века записано, что этот “монастырь стоит среди Онега озера на Климецком острову, в южном наволоке, край воды, в мысу”. “Кто был первым насельником Климецкого острова - неизвестно”, - отмечалось в исторических источниках. Но, “прежде чем был основан Климецкий монастырь, на острове существовала обитель иноков, называемая “старою”. Обитель эта находилась в 2-х верстах от нынешнего монастыря в горе, так называемой Пятиной губы, где и доныне (по сведениям на 1873 год - П.М.) видны следы различных строений” [4, с. 98-99, 114-115; 81, с. LIX].

По сведениям, собранным составителями “обозрения”, “собственно же Климецкий монастырь” был “основан Преп[подобным] Ионою, в мире Иоанном Климентьевым - от чего и получил свое название монастырь”. Из исторических источников известно, что “Иона был Новгородский уроженец, который по смерти родителей оставил родину и избрал этот остров для основания своей обители. Это, как полагают, было не ранее 1520 года”, - писали авторы “обозрения”. “Беден был монастырь при его начале, как видно из челобитной Климецких иноков, которые, вскоре после смерти Преподобного Ионы, писали Царю Иоанну Васильевичу, что “живут они на пустом острову, что к острову их прилегли мхи и болота, дикой черный лес и необрочные воды”, и потому просили дать им “земли и воды на пропитание братии”. Иван Васильевич дал им на вечныя времена “чернаго лесу от монастыря на пять верст, да воды для рыбной ловли от монастыря на пять же верст во все стороны”” [81, с. LX].

“Но это владение, - по словам авторов “обозрения”, - вызвало спор со стороны Сенногубских крестьян, который кончился только в 1568 году, когда в монастырь был послан дозорщик Лихачев с подъячим Ляпуном Добрыниным, которые в силу царской грамоты отвели монастырскую землю к Северу на пять верст и до деревни Пятиной губы на 2 версты, предоставив братии право и на рыбную ловлю в Онеге безоброчно. В 1570 году во владения монастыря является новый “починок земли на р. Яндоме, у мельницы в пол-обжи”. После бедствий Олонецкого края от Немецкой войны в 1582 году, Климецкий монастырь в 1583 просил у Царя Ивана Васильевича пожаловать (ему) в Кижах, в Шаховской волости, на р. Роксе, в деревне Юхновской обжу земли, да пустошь на Мусть-наволоке. - Осиповшину две трети обжи, да в том же погосте, в Луковновской волости “лешее озеро Нюхчу” - что и было пожаловано им царем” [тамже, с. LX].

“Из книги Обонежской пятины, Заонежской половины, письма Андрея Вас[ильевича] Плещеева (1582-83 годах), однакож, видно, - отмечали составители “обозре-ния”, - что разорение Немецкой войны не в конец разстроило обитель, и об ней говорится: Монастырь Клименской на Климетском острову среди Онега-озера в Ужном (южном) наволоке. А на монастыре церковь древяная, с трапезою Живоносной Троицы, да церковь деревяная - Никола Чудотворец. А церкви поставления и церковное строение … прежняго строителя Ионы, да игумена Прохора”. Помимо упомянутых церквей в монастыре была еще “келья игуменская … да 20 келей братских, где живут 20 братов, да 6 келей же, а в них живут слуги монастырские. А около монастыря” была “ограда деревянная, да за монастырем двор гостинный на приезде” [тамже].

С учетом месторасположения Муромского, Палеостровского, Климецкого, Андомского женского и Шальского Спасского монастырей, Челмогорской (Челмозерской) пустыни и вотчин Новгородского Юрьева монастыря, а также достаточно значительного по тем временам числа деревенских погостов, церквей и часовен, есть основания предполагать, что под “недреманным” оком православной церкви находилась большая часть территории Восточного Обонежья, и в частности, все западное побережье Онежского озера, среднее течение реки Водлы и восточные окраины Пудожских земель.

Таким образом, прямое влияние церковных властей в Пудожском крае осуществлялось более шести веков. И только после указа 1764 года о секуляризации монастырских и церковных земель в восточно-обонежском субрегионе было ликвидировано монастырское землевладение и вотчины Юрьева, Муромского и Палеостровского монастырей перешли в собственность государства, а крестьяне были переданы в ведение Коллегии экономии [90, с. 201]. Помимо же архивных документов от новгородского периода колонизации восточно-обонежских земель до настоящего времени дошли названия таких деревень, как Монастырщина (Бурловская Пустошь) на Корбозере, Подмонастырская около Муромского монастыря и Князевская в составе современной деревни Гакугсы [83, с. 510-511, №№ 3799, 3849, 3850; 110, с. 102, №№ 2676, 2687; 112, с. 262, №№ 3981, 3984].

Однако пристальное внимание к землям Восточного Обонежья проявляла не только церковная власть. В 1582-1583 годах писцом Андреем Васильевичем Плещеевым была составлена писцовая книга «Обонежской пятины Заонежской половины”, согласно которой в Олонецком крае к тому времени насчитывалось 23 погоста-округа.

В Пудожском уезде по этой книге значилось 3 погоста-округа. Во-первых, по-прежнему числился “погост Спасский в Шале, по списку населенных мест - Шальский погост (Село Теребовское) при р. Водле, в 25 вер[стах] от Пудожа. При погосте считались волости черныя Царя и Великаго князя”. Во-вторых, имелся уже упоминавшийся ранее “погост Никольской в Пудоге в 5 вер[стах] от Пудожа - под названием Пудожского погоста, в списке селений Министерства Внутренних Дел значится погост Пудожский; в списке насел[енных] м[ест] его нет. При нем были деревни и вотчины, царские черныя, оброчныя” [81, с. LXIV].

Наконец, как и ранее в Пудожском крае существовал “погост Рождественский на Водлозере (по кар[те] Опер. - пог. Водлозерский на одном из островов ю.-западной оконечности Водлозера; по кар[те] Шуб. - на этом месте значится пог. Водлозерско-пречистенский; но есть еще другой погост - Ильинский-Водлозерский на с[еверо]-восточной оконечности оз. Водло). Здесь надобно разуметь - первый, по списку населенных мест показаны оба: Предтеченский в 55 вер[стах] и Ильинский в 75 вер[стах] от Пудожа. При нем считались черныя волости и деревни Царя и Великаго Князя” [тамже, с. LXIV].

А в упомянутых погостах имелось: “В Пудожском уезде: в Шальском погосте на Шале - 30 деревень жилых, в погосте Никольском в Пудоже - 130 деревень жилых и 9 деревень пустых”, а “в погосте Рождественском на Водлозере - 24 деревни жилых и 13 деревень пустых”. При этом Пудожский край по числу жилых деревень стоял на предпоследнем месте в числе 6 уездов Олонецкой губернии (после Вытегорского, Олонецкого, Лодейнопольского и Повенецкого), опережая только Петрозаводский уезд, в котором числилось 103 жилых деревни [тамже, с. LXIV-LXVI].

Согласно сведениям из “Общего обозрения Олонецкой губернии” 1873 года известно, что в 1478 году “при Иоанне III, с присоединением Новгорода и областей Новгородских к Москве, край Олонецкий вошел в состав Московского государства”. “Большая часть волостей его была отписана в казну и подчинена управлению наместников, живших в Новгороде, о чем свидетельствует грамота царя Иоанна Васильевича 1536 года, сохранившаяся, как об этом писали составители “обозрения”, в Каргопольском городовом в магистрате [81, с. LXVIII; 91, с. 77-78].

Еще в XV столетии Олонецкая губерния составляла часть Обонежской пятины. А из городов, относившихся в 1873 году “к составу Олонецкой губернии, только Каргополь не принадлежал к этой пятине, находясь в области Белозерской”. “Большая часть бояр, владевших землями в Олонецком крае, - писали авторы “обозрения”, - жила в Москве, собирая оброк с крестьян чрез своих посланных”. И “только духовная власть, заботясь об утверждении православия, основывала в селениях монастыри и имела попечение о жителях. Наибольшая населенность сосредотачивалась тогда в Каргополе, бывшем еще селением, которое, находясь во внутренности страны, считалось главным местом торговых сношений Заонежья с поморьем, как видно из грамоты Великаго Князя Иоанна Васильевича 1536 года к Каргопольскому наместнику, хранящейся в Каргопольском городовом магистрате” [81, с. LXVIII].

“При царе Михаиле Федоровиче вся Обонежская пятина была отчислена к Новгородскому уезду с разделением на две части: Нагорную и Заонежскую, и Каргополь был обращен в город. При царе Алексее Михайловиче Заонежские погосты, оставаясь по-прежнему в пределах Новгородского уезда, управлялись особым воеводою”. “Рождественский Олонецкий погост, бывший до 1648 года вотчиною Новгородского митрополита”, был “отписан в казну и в 1652 году наименован городом” [тамже, с. LXVIII].

“Времена Петра I были для Олонецкого края началом полного экономического значения”, - отмечали авторы “обозрения”. “В 1698 году Петр I, во время путешествия своего в Саксонию”, посетил “горные заводы в Фрейберге, и других местах, и возвратясь в Россию, в 1700 г. учредил рудный приказ, заведывавший всеми горными делами в России; он велел разыскивать тщательно все руды, коих признаки встречались в Олонецком крае, и в случае успеха розыска устроить горный завод. Вместе с вызванным из-за границы ерд-пробиром Блюгером, осматривая Олонецкие горы и озера, Петр I нашел там железную и медную руды и заложил плавильные печи”. И “дальнейшая история горнозаводского дела находится в связи с историей города Петрозаводска” [тамже].

В 1702 году Петр I учредил верфь на реке Свири (рис.1-4), а в 1708 году началась постройка кораблей под надзором князя А.Д.Меньшикова, и за тем “Каргополь с городом Пошехонью и Белозерском с уездами были отданы во владение Олонецкой верфи. Вслед за тем приступили к построению Повенецких и Кончезерских заводов”. При учреждении губерний в 1708 году города Олонец и Каргополь были приписаны к Ингерманландской губернии, в которой главным городом был Санкт-Петербург, а в 1727 году эти города были отчислены в Новгородскую губернию [81, с. LXIX; 91, с. 174].

В 1773 году при Императрице Екатерине II Олонец был “наименован провинциальным городом, с учреждением в нем областных присутственных мест, и вновь открыты город Вытегра и пригород Паданск”. В 1777 году Петрозаводскую слободу Олонецкой области, устроенную вслед за строительством в 1703 году Петровского завода на северо-западном берегу Онежского озера в устье реки Лососинки, царским указом было “повелено переименовать городом”, а в 1782 году “по высочайшему положению Петрозаводска туда” было “переведено из г. Олонца областное управление”. В том же году пригород Паданск был упразднен и на место его учрежден г. Повенец, к которому приписан и Паданский округ, а в 1786 году “повелено” было “Олонецкую провинцию переименовать наместничеством с назначением Петрозаводска губернским городом” [81, с. LXIX; 91, с. 171-174].

В 1785 году при упоминавшейся выше Олонецкой верфи на реке Свири, именовавшейся Лодейным полем, был устроен город и образован для него особый уезд, а “пределы Олонецкого наместничества” были распространены к северу до берегов Белого моря и “поморские Онежские жители причислены к Повенецкому округу с разделением его на две части: округ Повенецкий и Кемский с городом Кемью”. В 1796 году “Олонецкая губерния была упразднена, с разделением ея между Архангельской и Новгородской: к первой отчислены города Кемь и Повенец, к последней - Пудож, Каргополь, Вытегра, Лодейное поле, Олонец и Петрозаводск”. В 1801 году Олонецкая губерния была восстановлена в прежнем виде, и затем в 1802 году восстановлены уездные города, состоявшие за штатом - Лодейное поле, Пудож и Повенец, а Петрозаводск оставлен губернским городом [81, с. LXIX; 91, с. 222].

Составляя “Общее обозрение Олонецкой губернии”, его авторы не применули включить в него краткие сведения об уездных городах, в числе которых к этому времени уже значился город “Пудож при р. Водле”. “Местность этого города, - сообщали составители “обозрения”, - в конце XVI в. находилась в пределах Обонежской пятины. Г[осподин] Неволин (историк К.А.Неволин [76] - П.М.), при описании пятины, замечает, что погост Никольский на Пудоже находился в 5 вер[стах] от нынешнего города, а потому место его не должно смешиваться с городом”. Вместе с тем, этот же исследователь “указывает … на то, что в 1783 году, при образовании Олонецкой губернии, повелено Пудож переименовать из погоста того же имени”. А “в Пудожском погосте по писцовым книгам 1562 года существовало 2 церкви: “Николая Чудотворца деревянная да церковь Живоначальная Троицы деревянная же” …Троицкая церковь и в настоящее время существует в Пудоже, - писали авторы “обозрения”. Все это заставляет предполагать, что Пудож город возник, если не на самом месте Никольскаго погоста, то в весьма близком от него разстоянии. О Пудожском погосте упоминание встречается и позже в 1618 и 1687 годах”, - дополняли общее описание города Пудожа составители “обозрения” [81, с. LXXII].

В 1785 году с введением губернско-уездного административно-территориального деления Пудожский погост получил статус уездного города, а территория Восточного Обонежья (268 поселений Авдеевской, Водлозерской, Коловской, Колодозерской, Корбозерской и Нигижемской волостей) с частью земель Кенозерья (65 поселений Вершининской и Почезерской волостей) и с поселениями левобережья реки Онеги между селами Конево (чуть ниже устья реки Кены) и Федово (в устье реки Почи) (70 поселений Боярской, Красновской и Шелтомской волостей) послужила основой для формирования Пудожского уезда Олонецкой губернии (рис.1-1, 1-6 и 1-7) [28, карта; 36, с. 98; 83].

По сведениям на 1892 год территория Восточного Обонежья распределялась между 6 волостями Пудожского уезда (Авдеевской, Водлозерской, Коловской, Колодозерской, Корбозерской и Нигижемской) и Римской волостью Повенецкого уезда. Наиболее крупной была Коловская волость, в составе которой насчитывалось 7 сельских обществ, 59 поселений, 763 дома, в которых проживало 4847 человек. На втором месте стояла Нигижемская волость с 5 сельскими обществами, 69 поселениями и 742 домами, в которых проживало 4427 человек. За Нигижемской волостью следовала Авдеевская (5 сельских обществ, 50 поселений и 1 монастырь, 551 дом и 3729 человек населения). Затем шли Водлозерская (93 сельских общества, 48 поселений, 447 домов и 3051 человек) и Корбозерская (3 сельских общества, 19 поселений, 228 домов и 1700 человек) волости, а замыкали этот ряд Колодозерская (2 сельских общества, 22 поселения, 168 домов и 1308 человек) и Римская (1 сельское общество, 12 поселений, 415 домов и 858 человек) волости [83, с. 504-513, 518].

Итого в границах Восточного Обонежья в конце XIX века существовало 7 волостей, 26 сельских обществ, 279 поселений и 1 монастырь, а также 3026 домов, в которых проживало 19920 человек. Кроме того, из предшествующего списка населенных мест, составленного в 1873 году, известно, что на территории этих 7 волостей насчитывалось 21 церковь и 97 часовен. Таким образом по одному культовому сооружению приходилось в среднем на 2 поселения.

Помимо культовых сооружений в Пудожском крае в это время имелось 30 мельниц, 3 кожевенных (в деревнях Росляковская-Ларионовская на реке Черной у Нигижемско-Георгиевского погоста, Климовская на Купецком озере и Мар-Наволок на берегу Онежского озера напротив Лукострова) и 1 льнотрепальное (в деревне Бальбинская-Балкинская у Шальского погоста) заведения, 1 лесопильный завод (вблизи Шальского погоста), 12 “обывательских” и 5 почтовых станций, 1 земское училище. Кроме того, в Нигижемском погосте (село Матвеевское) действовала торговая ярмарка [81, с. 164-166, 175-185].

С момента образования Пудожского уезда Восточное Обонежье практически не подвергалось административно-территориальной перекройке [81; 83; 111; 112]. Только в 1922 году декретом ВЦИК от 18 сентября из упраздненной Олонецкой губернии к вновь созданной в 1920 году Карельской автономной области под названием Карельская Трудовая Коммуна (КТК) была передана часть Пудожского уезда - город Пудож и 5 из 11 прежних волостей (Авдеевская, Водлозерская, Коловская, Корбозерская и Нигижемская) [97, с. 33, прим.4].

Далее декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 25 июля 1923 года Карельская Трудовая Коммуна была преобразована в Карельскую Автономную Советскую Социалистическую Республику (КАССР), а территория Пудожского уезда была разделена между Шальским и Пудожским районами. В составе первого района насчитывалось 7 сельсоветов (Римский, Песчанский, Перхнаволоцкий, Авдеевский, Шальский, Каршевский и Гакугский), а административным центром являлась деревня Семеновская. В районе насчитывалось 2181 крестьянское и 868 некрестьянских хозяйств, в которых проживало 11982 человека (11853 русских, 48 карел, 51 финн и 24 человека других национальностей). В свою очередь в Пудожском районе имелось 11 сельсоветов (Пильмасозерский, Канзанаволоцкий, Куганаволоцкий, Водлинский, Салмозерский, Корбозерский, Пудожский, Коловский, Кривецкий, Колодозерский и Отовозерский), а центром района считалось село Пудож. В этом районе имелось 2555 крестьянских и 901 некрестьянское хозяйство с населением в 14511 человек (14479 русских, 3 финна и 27 человек других национальностей) [97, с. 33; 110, с. 97-108, №№ 2547-2851].

Наконец, согласно постановлению ВЦИК от 29 августа 1927 года после перехода республики от уездно-волостного деления к районному, земли Шальского и Пудожского районов были объединены и на их основе образован Пудожский район КАССР с 23 сельскими советами (Песчанский, Рындозерский, Пернаволоцкий, Авдеевский, Шальский, Семеновский, Каршевский, Нигижемский, Гакугский, Лобегский, Пильмасозерский, Канзанаволоцкий, Куганаволоцкий, Чуяльский, Водлинский, Салмозерский, Корбозерский, Пудожский, Коловский, Кривецкий, Кубовский, Колодозерский и Отовозерский) и с центром сначала в селе, а затем в городе Пудоже. В это время в районе проживало уже 27720 человек, в числе которых значилось 26112 русских, 845 карел, 502 финна, 21 вепс и 240 человек других национальностей [97, с. 38, прим.1; 113, с. 72-81, №№ 2206-2481; 114].

В отличие от упоминавшихся выше археологов, историков, этнографов, топонимистов, географов и искусствоведов, интерес к Восточному Обонежью со стороны исследователей народного зодчества проявился относительно позднее. Первыми в орбиту историко-архитектурных исследований закономерно попали культовые сооружения Пудожского края. Так, благодаря трудам архитектора-реставратора А.В.Ополовникова (1955-1989) [84; 85; 86; 87], в числе архитектурных памятников Российского Севера, представляющих историко-культурную ценность и научный интерес, должное место заняли: знаменитая Ильинская церковь Водлозерско-Ильинского погоста на озере Водлозере, ограды Лукостровского и Колодозерского погостов, церковь Казанской Божьей Матери в деревне Росляково и часовня в деревне Нижний Падун [87, с. 86-91; 88, с. 105-109].

Далее, благодаря исследованиям архитекторов И.А.Бартенева и Б.Н.Федорова (1968) [8], В.П.Орфинского (1972-1992) [88; 89; 90], Ю.С.Ушакова (1982-1984) [93; 123] и Т.И.Вахрамеевой (1985-1989) [16; 17; 18; 19], в сферу внимания специалистов, интересующихся народным зодчеством Российского Севера, оказался включенным целый ряд жилищно-хозяйственных построек пудожских крестьян и несколько традиционных сельских поселений восточно-обонежского субрегиона.

Вместе с тем, при более подробном знакомстве с работами упомянутых авторов становится очевидным, что в вопросе познания специфики архитектурно-строительной деятельности населения Восточного Обонежья остается еще достаточно широкий простор для новых научно-теоретических и прикладных изысканий. В частности, на фоне ранее проведенных автором данной статьи ареальных исследований Беломорского Поморья, Архангельского Поонежья, Примошья, Поважья и Карельского Приладожья довольно слабо изученной выглядит система расселения и традиционные расселенческо-поселенческие образования этого специфического историко-архитектурного субрегиона Российского Севера (рис.1) [64; 65; 67; 68; 69; 70; 71; 72; 74; 75].

Для восполнения образовавшейся “лакуны” и предназначена данная статья, посвященная детальному анализу системы расселения на территории Восточного Обонежья. Фактологическим материалом для такого исследования послужили натурные материалы, собранные автором в процессе работы Комплексной экспедиции Министерства культуры КАССР 1979-1980 годов и историко-архитектурной экспедиции Петрозаводского университета 1992 года, целью которых в свое время было проведение инвентаризации памятников истории и культуры Карелии и, в частности, детальное изучение историко-архитектурного наследия на территории Пудожского района [29; 73; 98; 99; 126]. Параллельно со сбором натурных материалов автором производился поиск и анализ картографических источников по территории Восточного Обонежья [28; 40; 41; 42; 43; 44; 45; 46; 47; 48; 49; 122; 132] в сопоставлении с данными, взятыми из списков населенных мест и относящимися к различным временным периодам [81; 83; 94; 110; 112; 113].

Следует также добавить, что комплексное изучение историко-архитектурного наследия на территории Восточного Обонежья представляет интерес не только с точки зрения установления субрегиональных особенностей в народном зодчестве Российского Севера. Достаточно значительная часть территории восточно-обонежского субрегиона входит в состав государственного природного национального парка (ГПНП) “Водлозерский”, образованного в 1991 году и занимающего территорию более 500 тысяч га. В свою очередь с востока к восточно-обонежскому субрегиону примыкает территория национального парка “Кенозерский”, созданного в 1990 году и занимающего территорию 139 тысяч га [9; 10; 15, с. 62; 109, с. 29, 32].

А по единодушному мнению специалистов различных научных областей, принимавших и принимающих активное участие в разработке проблем организации и функционирования особо охраняемых природных территорий (ОПТ), к числу которых относятся национальные парки и экомузеи, в границах последних наиболее оптимальным представляется “комплексное сохранение наследия, учитывающее природные и культурные особенности территорий и обеспечивающее сохранение естественной среды обитания, духовного мира и материальной культуры этнических групп” проживающего там населения [93, с. 35].

“Основной формой сохранения наследия здесь, - по единодушному мнению большого числа специалистов, - должно стать возрождение традиционного жизненного уклада, природопользования, традиционных форм расселения, промыслов и ремесел”. В этой связи результаты проведенного автором исследования представляются достаточно актуальными для их дальнейшего практического использования при разработке перспективных программ развития упомянутых выше национальных парков и прилегающих к ним территорий [21, с. 55; 93, с. 35].

В процессе упомянутых выше полевых исследований 1979-1980 и 1992 годов, а также последующих литературно-архивных и картографических изысканий, автором статьи была накоплена историко-архитектурная информация по 87 традиционным сельским поселениям Восточного Обонежья. А далее, для ее систематизации был использован разработанный еще в 1988 году специальный архитектурно-типологический кодификатор, адаптированный и хорошо зарекомендовавший себя при исследовании расселенческо-поселенческих образований смежных с Восточным Обонежьем историко-архитектурных субрегионов (подробнее см.: [65; 67; 70; 71; 72; 74; 75]).

Приступая к обзору результатов проведенного исследования, необходимо сказать, что на его первом этапе детальному архитектурно-типологическому анализу была подвергнута субрегиональная система расселения (СубСР) Восточного Обонежья в целом (рис.2).

А на самой начальной стадии исследования автором данной статьи были приняты во внимание слова, высказанные известным географом С.А.Ковалевым в его капитальном монографическом труде, посвященном исследованию сельского расселения на территории бывшего СССР. “Расселение в широком смысле слова, - писал С.А.Кова-лев, - есть одна из наиболее важных пространственных форм взаимодействия общества и природы”, и характер этого взаимодействия определяется в первую очередь уровнем развития производительных сил и степенью обособления сельскохозяйственного производства от ремесленничества и торговли [51, с. 78]. С учетом этого высказывания автором данной статьи при изучении сложившейся в границах Восточного Обонежья системы расселения в первую очередь были проанализированы извлеченные из литературно-архивных источников данные о количественном соотношении городского и сельского населения на исследуемой территории.

Как и в случае с ранее обследованными автором субрегионами Беломорского Поморья (рис.1-9, 1-11 и 1-12), Архангельского Поонежья (рис.1-7), Поважья (рис.1-16), Примошья (рис.1-6) и Карельского Приладожья (рис.1-17) [64; 65; 70; 71; 75], применительно к Восточному Обонежью литературные и архивные источники по истории заселения этого края позволяют выделить два класса последовательно сменивших друг друга субрегиональных систем - с сельским (“К1”) и смешанным сельско-городским (“К2”) населением.

Расселенческая система первого класса оказывается характерной для периода новгородской колонизации Обонежского края и времени его подчинения Москве. А начало формирования ныне существующей смешанной системы расселения можно датировать второй половиной XVIII века - временем преобразования Пудожского погоста в уездный город. Этот переход был официально осуществлен согласно Указу Екатерины II об установлении границ Олонецкой губернии от 16 мая 1785 года, в котором было предписано “из отдаленных частей Вытегорского и Каргопольского округов составить особый уезд, устроив уездным городом Пудожский погост, под именем Пудож” [36, с. 98].

С учетом времени выхода в свет упомянутого выше указа можно говорить о том, что в Восточном Обонежье система со смешанным сельско-городским населением (“К2”) сформировалась немного позднее, чем, к примеру, в Беломорском Поморье (гг. Архангельск-Новые Холмогоры, Мезень и Кемь - 1584-1785 гг.), в Поважье (гг. Шенкурск и Вельск - 1300-1760 г.) или в Каргополье (г. Каргополь - 1380(?)-1447(?)-1776 гг.), но значительно раньше, нежели чем в Архангельском Примошье (г. Няндома - 1939 г.) [2, с. 5; 6; 7; 8, с. 105; 23; 24, с. 26, 63, 65, 90; 30; 31; 38; 59; 60, с. 13; 61; 70, с. 69; 71, с. 20; 74, с. 25; 77; 78; 80, с. 341; 114, с. 95, прим.; 124]. Наиболее близкой к Восточному Обонежью по времени перехода от сельской демоэкосистемы к смешанной системе расселения является лишь территория Архангельского Поонежья с центром в Онеге, получившем статус города в 1780 году [2, с. 5; 12; 24, с. 111; 37; 70, с. 69].

Из литературных источников известны, к примеру, данные об отношении числа городских жителей к общему населению губерний и областей Российской Империи на 1847 год. Для Олонецкой губернии, составной частью которой в это время являлся Пудожский уезд, упомянутый показатель был равен 15,8%, уступая аналогичному показателю смежной с ней Вологодской губернии (20,4%), но практически в два раза превышая показатель, характерный для соседней Архангельской губернии (7,7%) [116, с. 41].

К сожалению, в статистических таблицах, описывающих состояние городов Российской империи на 1842 и 1847 годы, отсутствуют данные о поуездном соотношении городских и сельских жителей, вследствие чего автор вынужден оперировать относительными характеристиками. В частности, из упомянутых таблиц известно, что на 1842 год по данным статистического отделения Совета Министерства Внутренних Дел в городе Пудоже проживало 1086 человек, в числе которых значилось 539 мужчин и 547 женщин. В это число также входили: представители духовенства в количестве 33 человек обоего пола, 62 человека дворян и чиновников (из них 31 м.п. и 31 ж.п.) и 32 человека купцов 3-й гильдии (из них 15 м.п. и 17 ж.п.). Мещан и посадских обоего пола в городе насчитывалось 804 человека. В это время город Пудож по числу жителей занимал 4 место из 7 уездных городов Олонецкой губернии и уступал лишь Петрозаводску (5064 чел.), Вытегре (1982 чел.) и Каргополю (1587 чел.), явно опережая Лодейное Поле (581 чел.), Олонец (572 чел) и Повенец (569 чел.) [115].

По сведениям на 1847 год также известно, что в городе Пудоже проживало 1023 человека и в нем имелись 1 каменная и 2 деревянные церкви, 165 деревянных домов, 1 светское учебное заведение с 17 учащимися, 8 торговых лавок, 2 питейных заведения и 1 исправительное заведение (тюрьма), а “городские сборы серебром составляли 1388 рублей 81 копейку”. Как и пять лет назад по числу жителей в 1847 году Пудож по-прежнему занимал 4 место среди уездных городов Олонецкой губернии [116, с. 18-19].

Уточнить специфику системы второго класса на период конца XIX - первой половины XX веков и отнести последнюю к варианту с преимущественно сельским населением (“К2/1”), позволяют данные о численности городского населения Пудожского уезда на 1873 год. Так, из сведений, представленных в неоднократно упоминавшемся выше “Общем обозрении Олонецкой губернии”, в городе Пудоже к 1873 году уже насчитывалось 214 домов, в которых проживало 1223 человека (613 м.п. и 610 ж.п.) [81, с. LXXII].

Из числа 7 уездов Олонецкой губернии город Пудож в это время занимал 4 место по числу домов и 6 место по числу городских жителей, а сам Пудожский уезд делился на два стана. В первом стане насчитывалось 2459 домов с населением в 15354 человека (7313 м.п. и 8041 ж.п.), а во втором - 1748 домов с населением в 9514 человек (4050 м.п. и 5464 ж.п.). Таким образом в сельской местности проживало 24868 человек (11363 м.п. и 13505 ж.п.) в 4207 домах [тамже, с. LXXII].

От общего числа жителей Пудожского уезда, составлявшего на 1873 год 26091 человек, городское население составляло 4,69%. По этому показателю Пудожский уезд занимал 4 место, уступая Петрозаводскому (16,95%), Вытегорскому (7,93%) и Олонецкому (5,33%) уездам, но явно опережая Лодейнопольский (4,13%), Каргопольский (3,33%) и Повенецкий (2,39%) уезды (подсчитано по: [тамже, с. LXXII])

Приведенные выше данные могут быть также дополнены сведениями, относящимися к периоду 1883-1897 годов. В это время относительный показатель численности городского населения в Олонецком уезде колебался в пределах от 3,51% до 4,34% (подсчитано по: [82, с. 10, 423; 97, с. 12, табл.1]). Он был практически в 2-3 раза ниже аналогичного показателя, характерного для соседней Архангельской губернии в целом и не превышавшего на протяжении всего ХIХ столетия 8-12% [65, с. 16]. Показатель по Пудожскому уезду был также ниже, чем в смежных с ним Каргопольском (3,76% - на 1886 г. и 3,71% - на 1897 г. [82, с. 10; 92, с. 1]) и Повенецком (4,91% - на 1897 г. [97, с. 12, табл.1]) уездах.

В свою очередь более поздние литературные источники также свидетельствуют о том, что в целом по Карелии за период с 1939 по 1959 годы удельный вес городского населения повысился с 32,1% до 62,9%. А к 1976 году он уже достиг значения в 76,8%. То есть, ко второй половине XX века на территории Республики Карелия осуществился закономерный переход к смешанной системе расселения второго варианта (“К2/2”) [97, с. 133]. Но этот процесс фактически не затронул территорию Восточного Обонежья, которая в первой половине XX века оказалась на периферии от крупных промышленных центров (таких, как Петрозаводск, Кондопога, Сегежа и т.п.) и важных межрегиональных коммуникационно-транспортных артерий (к примеру, от Октябрьской железной дороги) [3, с. 7].

О том, что в начале XX века размеры города Пудожа были не очень значительными, и что город не являлся важным промышленным центром, говорит следующий факт. В 1927 году в связи с упоминавшимся выше переходом от уездно-волостного к районному делению бывший уездный город Пудож был преобразован в село, и только в 1943 году ему вновь официально были возвращены права города [97, с. 136, прим.1]. По сведениям на 1926 год в Пудоже насчитывалось 640 некрестьянских хозяйств, в которых проживало 2194 человека (889 мужчин и 1196 женщин). Из этого числа жителей 2181 человек значились русскими, 3 человека - финнами и 10 человек - прочих национальностей [110, с. 105, № 2780]. А на 1933 год в Пудоже проживало 2610 человек (1221 мужчин и 1389 женщин), из которых 2550 человек числились русскими, 9 человек - карелами, 12 человек - финнами и 39 человек - прочих национальностей [113, с. 78, № 2410].

Учитывая относительно низкий процент городского населения можно предположить, что влияние города и городской архитектуры как на процесс расселения в границах субрегиона, так и на архитектурно-строительную деятельность жителей отдельных сельских населенных пунктов было явно менее значительным, чем в субрегионах, характеризующихся более ранним появлением или более бурным социально-экономическим развитием городских поселений. Но это предположение естественно требует более детального изучения всего историко-архитектурного наследия в границах Восточного Обонежья, что и планируется сделать автором на перспективу в процессе комплексного архитектурно-типологического и математико-статистического исследования традиционных сельских поселений и крестьянских жилищно-хозяйствен-ных построек Пудожского края.

Однако, возвращаясь вновь к характеристике субрегиональной демоэкосистемы, следует отметить, что общую картину степени освоенности исследуемого края позволяет дополнить показатель плотности расселения, с учетом которого субрегиональную систему расселения, сложившуюся на территории Восточного Обонежья ко второй половине XX века, можно отнести к подварианту редконаселенных систем (“К(1)”).

В частности, по сведениям на 1873 год, представленным в “обозрении Олонецкой губернии”, известно, что “по отношению к общему пространству” губернии (до 2702 кв. миль) на каждую квадратную милю приходилось 103, 91 человека. В связи с чем, “из соседних с ней губерний в этом отношении Олонецкая губерния” занимала “одно из низших мест. По сведениям, разработанным Центральным Статистическим Комитетом … на 1867 год на квадратную милю считалось в губерниях: Архангельской - 20, Олонецкой - 127 (в 1873 году - 103,91 д[уши] об[оего] п[ола]. Разница не в пользу возрастания населения собственно зависит от изменения в исчислении пространства губернии - без внутр. вод - по Швейцеру 2376 кв. миль), Вологодской - 133, Новгородской - 462 и С.-Петербургской - 1446 д.об.п. Но относительно последней можно заметить, что в ней на густоту населения имеет исключительное влияние С.-Петербург, так что собственно в губернии, занимающей пространство до 976 кв. миль (исчисление поверхности Рос. Имп. Стрельбицкого, 1871, стр. 74), без С.-Петербурга считалось в 1872 г. 563451 д.об.п. (Пам. Книж. СПб. Губ. Елачича, стр. 21), следовательно жителей приходилось на 1 кв. милю 577 д.об.п.”, - писали составители “обозрения” [81, с. LXXIII].

Согласно сведениям из упомянутого “обозрения” в 1873 году в Пудожском уезде на 1 кв. милю приходилось 60,3 человека, а на 1 кв. версту - 1,24 человека. Для сравнения можно привести данные по смежным с Пудожским краем Вытегорскому, Каргопольскому и Повенецкому уездам. В первом из них на 1 кв. милю приходилось 157,8 чел, а на 1 кв. версту - 3,26 человек. Соответственно, во втором и третьем - 142,3 чел./кв.милю и 2,94 чел./кв. версту против 26,2 чел./кв. милю и 0,54 чел./кв. версту [тамже].

При этом авторы “обозрения” отмечали, что из полученного ими “распределе-ния населения по пространству уездов” “видно, что степень населенности Олонецкой губернии представляет три различные группы. Гуще населенными представляются Лодейнопольский и Вытегорский” уезды, “где на 1 кв. версту приходится сред[ним] числом 3,43 д.об.п.; затем следуют уезды Петрозаводский, Каргопольский и Олонецкий, в коих средним числом на 1 кв. версту приходится уже только 2,88 д.об.п., и, наконец, могут быть поставлены, по крайне-меньшей густоте населения уезда, наиболее обширные по пространству ими занимаемому: Пудожский с населением на 1 кв. версту 1,24 д.об.п. и Повенецкий, с населением 0,54 д.об.п.” [тамже].

А из сведений, опубликованных в Олонецком сборнике в 1886 году, известно, что Пудожский уезд на то время занимал пространство в 18149,0 кв. верст, в пределах которого проживало 34848 человек. Таким образом, к концу XIX века плотность населения в уезде составляла 1,9 чел./кв. версту и была практически в 2 раза ниже, чем, к примеру, в соседнем Каргопольском уезде (4,15 чел./кв. версту) [82, с. 423].

Поскольку показатель плотности населения есть мера относительная, характеризуя субрегиональную систему расселения Восточного Обонежья, необходимо упомянуть и о том, что в целом по Олонецкой губернии на 1886 год этот показатель был равен 3,22 чел./кв. версту, практически в 7 раз уступая среднему по 50 губерниям Европейской России показателю, составлявшему на 1897 год 22,2 чел./кв. версту [82, с. 423; 97, с. 11-12, табл. 1]. Следовательно, плотность населения в границах восточно-обонежской территории была в 2,18 раза ниже, чем по Олонецкой губернии в целом, но, безусловно, выше, чем в соседней Архангельской губернии, где согласно данным списков населенных мест 1897 года средняя плотность населения составляла всего лишь 0,5 чел./кв. версту [65, с. 16].

Известно также, что по сведениям на 1859 год соседний с Пудожским уездом Онежский уезд, в состав которого входила большая часть Архангельского Поонежья, занимал 4 место среди 7 уездов Архангельской губернии, имея 72,06 жителей обоего пола на 1 кв. географическую милю [111, с. ХХ]. Для сравнения этот показатель в это же время по более северному Кемскому уезду (Карельское Поморье и Беломорская Карелия - П.М.) составлял 9,09 чел./ кв. геогр. милю [тамже]. В свою очередь аналогичные показатели по Каргопольскому и Пудожскому уездам Олонецкой губернии на 1883 год достигали значения в 172 и 70 жителей обоего пола на 1 кв. географическую милю [82, с. 25].

Наконец, согласно статистическим сведениям Первой всеобщей переписи населения 1897 года из 7 уездов Олонецкой губернии Пудожский уезд, имевший площадь (без значительных внутренних вод) в 18559,1 кв. версты, по размерам своей территории занимал третье место после Повенецкого и Каргопольского уездов. Однако на упомянутой территории в это время проживало 33472 человека, вследствие чего показатель плотности населения составлял 1,8 чел./кв. версту и был одним из наиболее низких по Олонецкой губернии. По данному показателю в границах последней Пудожский край опережал лишь Повенецкий уезд, плотность населения в котором на 1897 год равнялась 0,73 чел./кв. версту [36, с. 138].

В свою очередь из результатов анализа дополнительных классификационных показателей можно сделать вывод о том, что в Восточном Обонежье к началу ХХ века наблюдалось достаточно равномерное (дисперсное) распределение населения, рассредоточенного в большом числе малых и средних по дворности населенных пунктов ("К(01)"). Этому способствовали как физико-географические условия края, так и специфика хозяйственного освоения территории - преимущественное развитие земледелия и животноводства с элементами промыслового (рыболовство и отходничество) хозяйства.

Подтверждением к сказанному могут служить следующие данные. Так, известно, что на 1873 год в Пудожском уезде поселения с числом дворов от 1 до 10 составляли 59,48% (160 из 269 поселений), а поселения средней дворности от 11 до 50 дворов - 40,52%. При этом, наиболее крупными поселениями в списке населенных мест Пудожского уезда к этому времени значились деревня Корчагинская (ныне составная часть деревни Нигижма) в 36 дворов и село Костинское-Песчанский приход (ныне составная часть села Римское) с 35 дворами [81, с. 175, 179, №№ 3805, 3887].

К 1892 году в Пудожском уезде относительное количество поселений с числом дворов от 1 до 10 уменьшилось до 23,48% (93 деревни от 396 поселений), тогда как число поселений средней дворности (от 11 до 50 дворов - 254 поселения) увеличилось до 64,14%. А кроме того, появились крупные поселения с числом дворов от 51 до 200 - 11,87% (42 поселения). В это же время в соседнем Каргопольском уезде аналогичное распределение имело вид: 18,58; 67,57 и 13,85%, а по Олонецкой губернии в целом - 30,47; 59,06 и 10,31% (подсчитано по: [83, с.525]).

Позднее, в 1913 году поселения с числом дворов от 1 до 10 в Пудожском уезде составляли 42,75% (174 деревни от 407 поселений), а поселения средней дворности (от 11 до 50 дворов) - 55,28%, тогда как крупных поселений с числом дворов от 51 до 200 насчитывалось всего лишь 1,97%. Примерно такое же соотношение наблюдалось и в соседнем Каргопольском уезде (соответственно, 40,98%, 54,92% и 4,10%), а также и по всей Олонецкой губернии в целом (51,43%, 46,35% и 2,22%) (подсчитано по [82, с. 26]).

Нельзя не заметить, что общее число населенных пунктов Пудожского уезда за период с 1892 по 1913 годы увеличилось с 396 до 407 поселений, то есть на 1,03%. Возможно, это явилось следствием знаменитой Столыпинской аграрной реформы 1906 года, содействовавшей выходу на хутора и отрубы зажиточной прослойки крестьянского населения Севера. Но этот процесс в Восточном Обонежье протекал явно не активно. В частности, известно, что по результатам землеустроительных работ за 1909-1914 годы в Пудожском уезде выделилось всего лишь 12 хозяйств, тогда как, к примеру, в соседнем Повенецком уезде их было 176 [91, с. 345].

Примечателен в этом отношении “Протокол земского начальника 2-го участка Пудожского уезда об отказе крестьян Васюковского сельского общества Коловской волости от выделения земли крестьянам соседнего общества”, датируемый 10 июня 1913 года. Из данного документа известно, что “землеустроитель Пудожской уездной землеустроительной комиссии, земский начальник 2-го участка Пудожского уезда” М.Михайлов, “прибыв в деревню Истоминскую (ныне окрестности города Пудожа - П.М.), Васюковского сельского общества, Коловской волости (владеющей надельной землей в составе 32-х селений), на селенном сходе предъявил ходатайство однопланных с ним 7 селений Самсоновского общества (район нынешних деревень Кривцы и Сумы - П.М.) о выделе им в отдельное владение всей надельной земли и предложил изъявить свое согласие на добровольный выдел, а также разъяснил закон и указал порядок добровольного и обязательного выдела и его последствия”. Однако, по сообщению М.Михайлова, “означенное селение как от добровольного выдела земли 7 селениям Самсоновского общества, так и от выбора уполномоченных отказалось, и подписать приговор об отказе не пожелало” [36, с. 194].

“Застойность хозяйственной жизни нищей пудожской деревни, - отмечали авторы “Очерков истории Карелии”, характеризуя период конца XIX - начала XX веков, - являлась причиной того, что крестьяне особенно упорно сопротивлялись выделу из общины... и закреплению лучших земель за кулаками” [91, с. 346]. Поэтому и процент новых поселений в восточно-обонежском крае в итоге оказался весьма незначительным.

Вместе с тем, приведенные выше цифры свидетельствуют о том, что на рубеже XIX-XX веков имел место процесс снижения числа многодворных поселений. Он, очевидно, был связан в первую очередь с характерным для всей пореформенной России (после 1861 года - П.М.) глубоким социальным расслоением крестьянства и ростом неземледельческого крестьянского отхода. “Бедняки, уходившие на промыслы, вынуждены были отказываться от земельных участков, так как, во-первых, отвыкали от земледелия и, во-вторых, в связи с низкими промысловыми заработками еще более беднели и оказывались не в состоянии обрабатывать свои участки”, бросая их или продавая за бесценок зажиточным крестьянам [тамже, с. 279-280].

Развивая характеристику восточно-обонежской субрегиональной расселенческой системы, необходимо сказать, что за период с ХI по ХХ века на исследуемой территории произошла последовательная смена систем расселения двух подклассов - с “погостной” (“ПК1”) и “комбинированной” (“ПК2”) организацией поселенческой ткани. Наличие последней, органически сочетающей в себе архаичные элементы “погостной” структуры с элементами более развитой системы расселения крупными селами и многодворными деревнями, сближает Восточное Обонежье с Архангельским Поонежьем (рис.1-7), Поважьем (рис.1-16) и Примошьем (рис.1-6), и одновременно отличает его от Беломорского Поморья (рис.1-9, 1-11 и 1-12). А время ее появления, судя по данным П.А.Колесникова, приходится на конец XVII - начало XVIII веков [69, с. 18; 70, с. 71; 71, с. 21; 74, с. 25; 53, с. 76-77].

Необходимо также отметить, что в Восточном Обонежье элементы “погостной” структуры территориально-пространственной организации субрегиональной демоэкосистемы сохранились фактически до конца XX века. Так, согласно справочнику административно-территориального деления Республики Карелия на 1991 год в Пудожском районе на территории Колодозерской сельской администрации значилась деревня Погост (бывший Колодозерский погост) [101, № 761], а также имелись, хотя уже и не обладающие статусом поселения, но еще существующие как важные историко-архитектурные памятники - Водлозерско-Ильинский и Лукостровский погосты [88, с. 105-108, рис. 48-49].

Для сравнения следует упомянуть и о том, что в соседнем Каргопольском районе Архангельской области на 1984 год деревень с названием “погост” числилось еще 5. Они значились на территориях Кречетовской (№ 1074), Ошевенской (№№ 1117, 1118), Павловской (№ 1136) и Ухотской (№ 1235) сельских администраций. В Плесецком районе (южная часть территории Архангельского Поонежья) их было еще три - в Кенозерской (№ 2826), Ундозерской (№ 2967) и Федовской (№ 2997) сельских администрациях, а в Няндомской районе (территория Примошья) деревень с подобным названием было еще две - в Воезерской (№ 2438) и Мошинской (№ 2524) сельских администрациях [2, с. 46-48, 87, 90, 102, 106].

Что же касается времени конца XIX века, то согласно спискам населенных мест Пудожского уезда Олонецкой губернии 1892 года в границах Восточного Обонежья еще существовало 5 погостов. В их числе были: Водлозерско-Ильинский погост Водлозерской волости Канзанаволокского общества (№ 3685), Водлозерско-Пречистенский погост Водлозерской волости Куганаволокского общества (№ 3690), Отовозерский погост Коловской волости Отовозерского общества (№ 3765), Колодозерский погост Колодозерской волости Колодозерского общества (№ 3783) и Погост-Васюковская Корбозерской волости Корбозерского общества (№ 3798) [83, с. 507, 509-510].

Однако и на начало XX века число погостов в Восточном Обонежье было значительно меньше, чем на территориях смежных субрегионов Каргополья, Архангельского Поонежья и Примошья, где их насчитывалось еще около четырех десятков. В частности, по упомянутым выше спискам населенных мест на 1892 год в Каргополье (рис.1-5) еще существовало 17 погостов: Кенозерский погост (№ 3646), Филипповская-Почезерский погост (№ 3902), Янгоры-Погост (№ 3916), Семеновская-Погост (№ 2855), Полупопова-Погост (№ 3011), Кенорецкий погост (№ 3061), Морщихинская (со слившимися деревнями Погост, Мартынова и Калинина) (№ 3067), Евсеевская-Погост (№ 3087), Малошальский погост (№ 3116), Ошевенский погост (№ 3247), Мушкинская-Погост (№ 3331), Лекшморецкий погост (№ 3368), Ватамановская-Погост (№ 3374), Ряговский погост-Поселенье (№ 3392), Андроновская-Погост (№ 3393), Ольховский погост (№ 3415) и Устьвольский погост (№ 3452) [тамже, с. 500, 502, 506, 512].

В свою очередь в южной части Архангельского Поонежья (рис.1-7) в это же время еще насчитывалось 14 погостов, в число которых входили: Шелохово-Погост (№ 2729), Труфановская-Красновский погост (№ 3820), Гороховская-Наволок-Ундозерский погост (№ 3830), Вороновская-Бережнодубровский погост (№ 3922) Петуховская-По-гост (№ 2992), Волосовские православный и единоверческий погосты (№№ 2994-2995), Надпорожский погост (№ 3186), Агафоновская-Погост (№ 3209), Полуборский погост (№ 3223), Красноляжский погост (№ 3238), Речно-Георгиевский погост (№ 3239), Павловский погост (№ 3259) и Иевлевская-Саунинский погост (№ 3284) [тамже, с. 500, 502, 510-511,513].

Сравнимой с Восточным Обонежьем была лишь территория Примошья (рис.1-6), в границах которой существовало 6 погостов - Нименский (№ 2728), Воезерский (№ 2928), Елгомский (№ 2958), Мошинский (№ 3504), Лимский (№ 3544) и Шежемский погосты (№ 3547). И еще один погост - Вадьинский (№ 3139) - размещался на территории Поконошья (рис.1-18) [тамже, с. 500, 502, 504].

С учетом сделанной выборки, автором был определен относительный показатель числа поселений, приходившихся на 1 погосто-место. Для территории Восточного Обонежья это отношение составляло 52 к 1, тогда как в Поонежье и Примошье - 28 к 1, а в Поконошье и в Каргополье, соответственно, 27 и 22 к 1 (подсчитано по: [тамже, с. 500-513]). Анализируя полученные данные, можно предположить, что на территории Восточного Обонежья процесс преобразования “погостной” системы (“ПК1”) в систему расселения с комбинированной организацией поселенческой ткани (“ПК2”) протекал более быстрыми темпами, чем в смежных восточных субрегионах.

Судя по натурным наблюдениям автора, этому способствовал процесс естественного роста и преобразования мелких поселений в крупные села, особенно, путем их срастания в составе групповых системах населенных мест (ГСНМ), имевших достаточно широкое распространение на территории Восточного Обонежья. Иллюстрацией к сказанному может служить деревня Каршево на территории Каршевской сельской администрации, расположенная в юго-западной части Восточного Обонежья (рис.2) [4, с. 116].

Деревня представляет собой сросшуюся групповую систему населенных мест, центром которой в прошлом был Нигижемско-Георгиевский Погост. Однако, он уже в 1843 году по данным из “Хозяйственного статистического описания казенных деревень Пудожского уезда Филимоновской волости”, составленного “корпуса военных топографов подпоручиком Прокофьеым”, именовался деревней Погостом-Великодворской, а в списках населенных мест 1892 года - уже просто деревней Великодворской, с которой в последствии слились фактически без разрыва примыкавшие к ней деревни Знаменская и Калангоры [83, с. 511, № 3854; 127, с. 31; 131, л. 27об.].

Несомненно, что переходу к расселенческой системе типа “ПК2” содействовала и смена административного подчинения территорий, произошедшая в конце XVII века и связанная с переходом от погостного к уездно-волостному делению, сопровождавшимся передачей административных функций от “погосто-мест” к крупным селам и многодворным деревням [65, с. 16].

Результаты анализа архивных и литературных источников позволяют также говорить о том, что в Восточном Обонежье за период с XI по XX века произошла последовательная смена систем расселения двух типологических групп, различающихся характером хозяйственного освоения территории. На смену характерной для самых начальных этапов новгородской колонизации восточно-обонежского края системе расселения с промысловой (рыболовецко-охотничьей) специализацией (“Г1”) пришла демоэкосистема со смешанной преимущественно земледельческо-животноводческой и лишь отчасти рыболовецко-охотничье-промысловой специализацией (“Г8”), усложненной элементами отходничества и промышленного производства. Это отличает субрегиональную систему расселения Восточного Обонежья, к примеру, от равноуровневых демоэкосистем Беломорского Поморья (рис.1-9, 1-11 и 1-12), Архангельского Поонежья (рис.1-7) и Поважья (рис.1-16) [65, с. 16; 70, с. 70; 71, с. 20].

По данным, собранным действительным членом Императорского Санкт-Петербургского археологического института, историком Н.С.Шайжиным, в период с XIV по XVIII века, “главным занятием Пудожских крестьян было хлебопашество, которое за рассматриваемый период, как и доныне, велось подсечным путем”. “Землей для пашни крестьяне наделены были в изобилии, - писал Н.С.Шайжин, приводя следующий пример: “в одних Юрьевских вотчинах 1628 г. числилось при живущих” деревнях “пашни паханые добрые земли 76 четей с осминою, да перехожей земли 265 четей, да перелогом и лесом поросло 181 четь и всего пашни, перелогу и лесу 523 чети”. Причем, “земледелие не отличалось от современного: на подсеках крестьяне сеяли рожь, овес, лен и ячмень” [127, с. 32].

Однако, по утверждению Н.С.Шайжина не менее прибыльную и выгодную статью хозяйственных доходов для обонежан, как и прежде, составляли звероловство и рыбная ловля. Предметом добычи служили особенно белки и куницы, шкурами которых крестьяне платили оброк (так называемые “белы” и “куничья подать”). У крестьян также была возможность охотиться и на такого редкого зверька, как бобр, о распространении которого в Пудожском крае еще в конце XVI века говорит грамота 1585 года, “укрепляющая за Кожеозерским монастырем (бывшим на границе с Пудожским уездом, а ныне находящимся в Онежском районе Архангельской области - П.М.) бобровые гоны” [тамже, с. 33]. В свою очередь рыболовство было хорошо развито в Шале (район современного поселка Шальский - П.М.). Здесь еще в 1582 году производился торг рыбою и мелким товаром в 11 амбарах. Рыбной ловлей активно занимались и водлозерцы, вылавливая щук, лещей, сигов и судаков и поставляя их по договорам в Кирилло-Белозерский монастырь [13, с. 159-250; 50, с. 19-45; 127, с. 33-34].

Об относительно высоком уровне развития земледелия в Восточном Обонежье в середине XVIII века свидетельствуют данные из “Камерального описания Олонецкой губернии” 1736 года. В частности, среднедушевой надел по губернии в это время составлял 0,6 десятин пахотной земли. Но при этом, как отмечала историк Л.Н.Амозова, “лучше всего обеспечены землей были жители южных уездов, где и земледелие было более развито”. Так, в Каргопольском уезде на одну ревизскую душу приходилось 1,1 десятины земли, а в Вытегорском и Пудожском - по 0,7, тогда как наименьший надел был в Лодейнопольском уезде - 0,3 десятины. Правда, в “описании” были и особые указания на то, что в Пудожском уезде жители большую часть своей пахотной земли обращали под посев льна, а хлеб покупали [1, с. 124].

О специфике хозяйственного освоения восточно-обонежской территории в XIX веке говорят данные, содержащиеся в уже упоминавшемся автором выше “Хозяйствен-ном статистическом описании казенных дач деревень Пудожского уезда”, составленном в 1843 году подпоручиком Прокофьевым [130; 131].

Характеризуя в своем “описании” сферу хозяйственной деятельности жителей Восточного Обонежья, подпоручик Прокофьев при составлении раздела “Общее обозрение Филимоновской волости” Пудожского уезда (практически вся западная часть Восточного Обонежья с погостами Купецким, Уноским, Шальским, Негижемско-Пречистенским и Негижемско-Георгиевским, Гакугским, Сумским, Кулгальским и с частью деревень Колодозерского погоста - П.М.), отмечал, что “во всех деревнях хлебопашество есть главное занятие”, что крестьяне “засевают достаточное количество ржи, овса, ячменя и льну” и что “последний идет более на продажу, так что некоторые зажиточные крестьяне продают его годами до 1000 руб. ассигн[ациями]”. И даже “худой крестьянин” выпахивал “льну на 100 руб[лей] ассигн[ациями] и более...” [131, л.8об.]. В это время город Пудож являлся одним из главных поставщиков льна на Шунгскую крещенскую ярмарку, а также в Поморье и Санкт-Петербург. Так, из архивных источников известно, что во второй половине XVIII века из Пудожского уезда на продажу вывозилось до 40 тысяч пудов льна [91, с. 176, 203].

“Семя льняное, - писал далее подпоручик Прокофьев, - достается более из Псковской губернии, своего семени редкий, кто имеет на посев, потому, что лен на корне почти никогда не созревает”. Однако, “…лен сдешний почитается хорошей доброты, он произрастает не во всем уезде, а только в западной части онаго. В восточной и северной, хотя его и засевают, но только для своего употребления, на продажу вовсе нейдет” [131, л. 8об.]. Урожай хлеба в уезде по данным Прокофьева составлял: “озимоваго - средним числом четверть”, а “яроваго - сам пять с половиною” [тамже, л. 2].

Из упомянутого “описания” также известно, что в хозяйстве пудожских крестьян существенную роль играло скотоводство. “Лошади у крестьян не крупной породы, покупаются из других губерний, а более домашнего плоду, круглым счетом приходится на двор более 1 и 1/2 штуки. Коровы совершенно домашнего плоду средней породы, их приходится на двор более 4-х штук. Овцы простой породы, на каждый двор их приходится по 4 штуки. Весь скот в летнее время пасется без пастухов, при некоторых больших деревнях для коров и овец нанимают пастухов, и то очень редко. Свиней крестьяне держат мало, да и то очень мелкой породы”. Автором данного “описания” также отмечалось, что “кроме хлебопашества крестьяне деревень, расположенных при больших озерах и реках, занимаются рыбною ловлею на продажу, а также все без исключения занимаются стрелянием зверей и птиц”, а “других промыслов никаких не имеют” [тамже, л. 9об.].

Уточняя специфику отдельных волостей и “дач” Пудожского уезда, подпоручик Прокофьев, в частности, писал, что “в даче Купецкой Филимоновской волости (ныне село Авдеево (рис.2) [4, с. 110] - П.М.)... некоторые из крестьян ездят для вывозки дров в город Петрозаводск” [131, л. 16об.], а в даче Кривецкой (ныне поселок Кривцы (рис.2) [4, с. 117] - П.М.) - “...некоторые удаляются по паспортам для заработок в разные города” [109, л. 8, 29, 38]. В Рыжковской же волости (окрестности озер Водлозера и Колодозера - П.М.) “охотою в осеннее время занимаются все без исключения. Кроме птиц бьют много заяцов, оленей, небольшое число куниц и лисиц. В северной части Пудожского уезда все жители в продолжение целой зимы стреляют оленей, ездят за ними на лыжах, отыскивают их в дремучих лесах и на чистых болотах, некоторые ловкие охотники убивают от 10 до 30 штук, а годами и более...” [130, л. 19об.].

Но не только сельским хозяйством, охотой и рыбными промыслами занимались обонежане. Еще в писцовой книге 1628 года из пудожских крестьян называлось несколько “красильников” и занимавшихся кожевенным производством. Например, в Нигижме, в деревне ““над Пертом озером” (предположительно деревня Якушевская в составе Каршевской групповой системы населенных мест [4, с. 116; 80, № 3834] - П.М.) проживал бобыль Якушка Трифонов красильник, а в деревне Амоска Иванова на Яковлева дворе (предположительно деревня Яковлева Гора [4, с. 116; 80, № 3895] - П.М.) жил Ивашко Герасимов кожевник” [127, с. 34]. А на 1873 год в Пудожском уезде существовало уже 3 упоминавшихся автором ранее кожевенных предприятия [81, с. 175, 177-178].

Следует также добавить, что по данным, собранным известным русским путешественником, академиком Н.Я.Озерецковским в 1785 году во время его поездки вдоль побережий Ладожского и Онежского озер, на территории Восточного Обонежья в то время существовал Туборецкий молотовой завод санкт-петербургского купца Василия Ольхина. Предприятие располагалось на правом берегу речки Тубы, вытекающей из Тубозера и впадающей в Онежское озеро, и было построено в 1761 году по указу Берг-коллегии. Для нужд завода от Тубозерской и Рындозерской волостей было отведено 250 квадратных сажен земли и 37 железных рудников [91, с. 211].

Из описания Н.Я.Озерецковского также известно, что “при сем заводе находилась молотовая об одном большом и двух малых молотах с двумя горнами, одна сыродутная фабрика о трех печах, кузница, две мельницы, пильная и хлебная, рудяной сарай, заводской магазин, заводчиков дом и четыре мастерских покоя”. Во время активной работы завода в период с 1761 по 1783 годы на нем производилась ковка железа, которого в год выковывалось до 2000 пудов. Однако, в конце XVIII века Туборецкий завод, как и многие другие частные заводы Карелии, прекратил свое существование, поскольку в условиях феодального строя не мог обеспечить себя дешевой рабочей силой и выдержать конкуренции с быстро развивавшимся казенным Александровским заводом в городе Петрозаводске [52, с. 85-89; 79, с. 166-167; 91, с. 212].

Во время путешествия Н.Я.Озерецковского по Онежскому озеру около небольшого залива Казачья Кара в семи верстах от устья реки Водлы (предположительно на мысу около острова Деда [4, с. 115] - П.М.) строился стеклянный завод другого санкт-петербургского купца Тимофея Козлова, который уже имел подобный завод “близ устья реки Шалы, сливающейся с Водлою в двух верстах от Онежского озера”. Старый стеклянный завод находился в одной версте от Шальского погоста на правом берегу реки Шалы, где она втекает в Водлу (на окраине деревни Усовской в составе Шальской групповой системы населенных мест - П.М.). А в 9 верстах от Шалы вверх по реке Водле (в районе современных поселков Бочилово, Шалуха и Подпорожье - П.М. [тамже, с. 116]) находился еще такой же завод санкт-петербургского купца Анкудина Мартемьянова.

Характеризуя эти предприятия, Н.Я.Озерецковский в своих путевых записках отмечал, что “на обоих сих заводах делаются большие стеклянные бутылки, обыкновенные бутылки, также большие и мелкие банки. Глину на печи, в коих плавят стекло, и на плавильные горшки достают с реки Андомы (Вологодское Вытегорье - П.М.). Вся сия посуда отправляется в С.-Петербург водою на галиотах, и заводчики знатную получают от нее прибыль” [79, с. 183-184]. Однако следует отметить, что в силу удаленности и природной изолированности Пудожского уезда от экономически развитых центров эти предприятия в XIX веке были также заброшены.

Бурное строительство в северной столице России в середине XIX века способствовало тому, что в 1826 году на Онежском озере появились два первых казенных буксирных парохода для доставки “лиственичных корабельных лесов” из Пудожского уезда в Петербург [91, с. 237; 125, с. 2]. Однако освоение лесных богатств восточно-обонежского субрегиона протекало очень медленно. Так, в 1843 году автор “Хозяйст-венного статистического описания казенных деревень Пудожского уезда”, подпоручик Прокофьев, писал, что “в лесах заготовки на продажу никогда не производилось, кроме как в Морское Ведомство, и то тому 13 лет назад”. Тогда как, по его мнению, все условия в крае для бурного развития лесозаготовок имелись. “Сплав леса из дач Филимоновской волости (вся западная часть Восточного Обонежья - П.М.) к озеру Онегу, - отмечал подпоручик Прокофьев, - может производиться ниже следующими путями: рекою Водлою, речками Рагнуксою, Шалицею, Велмуксою, Сумою, Самбою, Нигою, Черною и Гакугсою. Первые шесть впадают в р. Водлу, а последние две - в оз. Онего” [130, л. 6об.].

Тем не менее, открытие упомянутых выше грузовых перевозок по Онежскому озеру все же содействовало появлению в Пудожском крае в конце 70-х годов XIX века первых лесопильных заводов. Так, в 1870 году был построен завод купца Русанова в Шале, а в 1879 году - завод Лебедева возле города Пудожа. Наконец, в середине 70-х годов XIX века установилось регулярное пароходное сообщение Пудож-Вознесенье и вроде бы складывались относительно благоприятные условия для подъема экономики в крае [81, с. 177; 91, с. 239, 286].

По “всеподданнейшему отчету” за 1870 год в Пудожском уезде насчитывалось 1842848 десятин земли, распределявшейся следующим образом. Усадебной земли насчитывалось 883 десятины (0,05%), пахотной - 20075 десятин (1,09%), лугов и сенокосов - 29184 десятины (1,58%), удобной (годной для земледелия, но не обработанной) земли - 27399 десятин (1,49%), под лесами - 1574426 десятин (85,43%) и неудобной земли - 191881 десятин (10,41%). Из 7 уездов Олонецкой губернии на этот период времени Пудожский уезд занимал по относительному количеству усадебной и пахотной земли, а также лугов и сенокосных угодий 6 место, опережая лишь Повенецкий уезд, в котором соответствующие относительные показатели равнялись 0,02%, 0,55% и 0,66%. По относительному же количеству удобной земли Пудожский уезд был на 5 месте, опережая помимо Повенецкого (0,10%) еще и Петрозаводский уезд (1,13%). Но зато он был первым по числу десятин земли, занятой лесами, опережая ближайший к нему Каргопольский уезд, в котором под лесами было занято 85,03% общей площади уезда (подсчитано по [81, с. LXXXV]).

“Из всех отраслей хозяйства” в Олонецкой губернии, “при слабом земледелии, в наиболее удовлетворительном состоянии” находилось “разведение льна, по преимуществу в Пудожском уезде, - отмечали в 1873 году составители “Общего обозрения”. “По рассказам местных старожилов, льноводство здесь началось усиливаться лет 50 тому назад. В это время крестьяне сбывали лен по большей части незначительными количествами в Поморье или же местным оптовым торговцам, которые обрабатывали его на своих трепальных заводах. В настоящее время развитие льна, для домашнего употребления, распространено почти по всему Пудожскому уезду. Собственно же для вывоза лен обрабатывается в погостах: Пудозерском (вероятнее всего - Пудожгорском - П.М.), Кулгальском, Гакунском (Гакугском - П.М.), Сумском и в особенности в обоих погостах Нигижемских: Егорьевском и Пречистенском, в Колодозерском, Шальском, Купецком, в Гургальском (д. Остров) (вероятнее всего - в ранее упоминавшемся погосте Кулгальском - П.М.), в Пудожском (д. Филимониха) и в Сумском (д. Кривцы)” [81, с. LXXXIX].

Однако, замечали авторы “обозрения”, “ничто не истощает так почвы, как осеменение льна. Крестьяне знают это очень хорошо, знают, что если дать льняному семени вполне созреть, то льняное волокно будет редко и не годно к обработке, но тем не менее они стараются избегнуть покупки семян. Торговлю этими предметами ведут богатые мужики, которые закупают его на местах производства и перепродают своим соседям”. “Всего льна выпахивается в Купечном - 2000-2400 пудов, в Тубозере - 100-120, в Киндозере - 500-600, в Нигижме - 8500-10000, в Гакуксе - 600-700, в Коловском - 5000-6000, в Кульчалах - 300-600, в Сумах - 300-400, в Устьколоде - 1000-1280 и в Шахах - 1200-1300 пудов. И всего льна” на 1875 год “выпахивалось” от 19700 до 2400 пудов [тамже].

“Лен сбывается частью по мелочам самими производителями, частью покупается “булынями”, т.е. торговцами из крестьян, которые разъезжаются по деревням, скупают и берут на коммисию разные товары. Сами производители возят лен небольшими партиями в Каргополь и прионежские селения Пудожского уезда, выменивая его на хлеб. Те же крестьяне и булыни везут лен в Вытегру, Петрозаводск и Поморье. Всего льна продается в означенных местностях до 23000 пудов. С 1860 года начался сбыт льна на Вологодские льнопрядильные фабрики. Разводители льна, не имея оборотного капитала на производство льняного промысла, большею частью находятся в неоплатном долгу у покупщиков и булыней, за неимением капиталистов, которые могли бы своим участием уронить местную монополию” [тамже].

“При неудовлетворительности сельских занятий весьма значительную поддержку для крестьян представляет развитие звериного промысла,- отмечали авторы “Общего обозрения Олонецкой губернии” 1873 года. Вообще охота на зверей составляет важнейшую местную промышленность, которая особенно распространена в уездах Повенецком, Пудожском и карельской части уезда Петрозаводского. Остальные уезды: Каргопольский (Мошинская сторона), Лодейнопольский, Петрозаводский (в русской части населения), Олонецкий и Вытегорский хотя и занимаются этой промышленностью, но в меньшей степени” [тамже, с. LXXXIX-XC].

Характеризуя торговлю Олонецкой губернии, составители “обозрения” писали, что она “издавна сосредотачивается в Каргополе. Звериные шкуры закупаются оптом у торговцев-промышленников или порознь у крестьян-охотников в пределах губернии, преимущественно на крещенской ярмарке в Шуньге и в местностях, лежащих по границе с Архангельской и Вологодской губерниями. В Каргополь, впрочем, провозится белка и закупается на ярмарках Ирбитской, Ростовской и Нижегородской. Каргопольскими торговцами затрачивается на покупку белки и выделку до 170000 р., а мехов беличьих выделывается до 260000 руб. Промысел этот более или менее увеличился в сравнении с предшествовавшими годами, особенно в уездах: Повенецком, Пудожском, Каргопольском и частию Петрозаводском” [тамже, с. XC].

“Затем следует упомянуть о рыболовстве, - писали авторы “обозрения”. Улов рыбы в 1875 году почти повсюду был более или менее обильный, исключая некоторых мест Вытегорского и Пудожского уездов, где ловля рыбы затруднялась сильными ветрами и туманами. … В Пудожском уезде часть улова в озере Онеге и р. Водле отправляется в Петербург; снятки и “сушик” (сушеные мелкие ерши и окуни) из Водлозера и Пенос-озера обираются покупщиками для сбыта на ярмарках в Вытегре и Весьегонске” [тамже, с. XC].

А “в числе отхожих промыслов, выгодных для крестьян” Олонецкой губернии, сообщалось в “обозрении”, первое место занимает “заготовка бревен и досок, как для местных лесопильных заводов и плавающих по водам Олонецкой губернии пароходов, так и для отправки за пределы губернии. По лесорубочным и сплавным билетам в 1875 году было заготовлено лесных материалов … в Пудожском уезде из казенных дач 97634 штуки бревен и 2951 штука дров” [тамже, с. XCI].

Составители “обозрения” также сообщали, что “из уездов Петрозаводского, Олонецкого, Лодейнопольского, Вытегорского и Пудожского бревна и дровяной материал идут для сбыта преимущественно в Петербург” и, что в числе 12 лесопильных заводов губернии активно работало Пудожское предприятие. А на двух льнотрепальных заводах Пудожского уезда по сведениям 1875 года было обработано 8000 пудов льна, сбыт которого производился, как в пределах губернии, так и в Архангельск, Вологду, Петербург и за границу. И авторы “обозрения” подчеркивали, что “этот род промышленности при благоприятных обстоятельствах имеет прочную будущность” [тамже, с. XCIII].

Но экономический кризис конца XIX - начала ХХ веков, а также события Первой мировой войны 1914 года и последовавшей за ней Октябрьской революции 1917 года подорвали основы промышленного развития многих субрегионов Российского Севера, в том числе и Восточного Обонежья. В итоге практически до второй трети XX века восточно-обонежская территория имела преимущественно сельскохозяйственную ориентацию. И только начиная с 1930-х годов XX века, в Пудожском крае вновь возрождаются предприятия лесозаготовительной промышленности. Создаются Пяльмский, Кубовский и Водлинский леспромхозы, Пудожская лесосплавная контора и возрождаются лесопильные заводы в Пудоже и Шале [3, с. 29]. Заготовки леса в это время производятся практически на всей территории Пудожского района, а его сплав осуществляется преимущественно по реке Водле и ее притокам.

Помимо лесозаготовительных предприятий в Пудожском районе во второй половине XX века были также построены рыбоконсервное предприятие в поселке Куганаволок, расположенном на юго-западном берегу Водлозера, и предприятие по изготовлению облицовочного камня в районе поселка Шальский в устье реки Водлы [тамже, с. 28-29]. Однако коренных качественных изменений в традиционную сельскую систему расселения эти предприятия и сопутствующие им промышленные поселки (за исключением низовий реки Водлы в окрестностях Шальского погоста) практически не привнесли, органически вписавшись в сложившуюся до их появления поселенческую ткань.

По характеру распределения населенных пунктов восточно-обонежскую субрегиональную систему расселения можно отнести к типу редкопоселенных дисперсных систем (“Т1/2(3)”), состоящих из групповых систем населенных мест (ГСНМ) и единичных автономных населенных пунктов (ЕАНП) - поселений (рис.2). Об этом говорят следующие данные.

Во-первых, по уже упоминавшимся выше сведениям из “Общего обозрения Олонецкой губернии” 1873 года в целом по губернии на 1 кв. милю приходилось 2,12 поселений (подсчитано по: [81, с. LXXIV]). При этом Пудожский уезд из 7 уездов Олонецкой губернии занимал 6 место. В соседнем Каргопольском уезде этот показатель был в 2,8 раза выше (2,50 поселений на 1 кв. милю), а в Повенецком уезде - в 2 раза ниже (0,46 поселений на 1 кв. милю) [тамже]. В свою очередь согласно данным, опубликованным в Олонецком сборнике в 1886 году, в Пудожском уезде на площади 18149,0 кв. верст размещалось 397 поселений [82, с. 423]. В итоге по одному поселению приходилось на 45,71 кв. версты. В это же время в соседнем Каргопольском уезде плотность поселений была в 2 раза выше, поскольку в его границах по одному поселению приходилось на 22,70 кв. версты.

Во-вторых, в Восточном Обонежье наблюдается несколько участков с концентрацией населенных пунктов в виде “пятен-сгущений” - межпоселенческих кластеров (рис.2). На эту особенность восточно-обонежской расселенческой системы обратили внимание ранее искусствовед Э.С.Смирнова и архитектор Ю.С.Ушаков, в работах которых содержатся сведения о Салмозерском, Колодозерском и Водлозерском “гнездах” поселений [108, с. 111-112; 123, с. 49-52, 55-56, рис.17, 21]. А еще ранее на эту особенность обратили внимание составители “Общего обозрения Олонецкой губернии” 1873 года.

“Из приложения к списку населенных мест, ныне изваваемому Центральным Статистическим Комитетом “таблица распределения населенных мест по их наимено-ваниям”, видно, - писали авторы “обозрения”, - что из 4187 населенных мест боль-шинство их (3867) показано в значении деревень. Здесь неизлишне заметить, что дерев-ни эти нередко состоят из многих поселков, кои, при отдельных названиях, по числу населения соединены в одно селение, таким образом поселки вообще остались вне счета населенных мест по различным наименованиям. Сверх того, при этом замечается, что в числе таких поселков довольно часто попадаются и погосты, кои вследствие того не входят в общий счет их, ограничивающийся в таблице только 56 погостами во всей губернии” [81, с. LXXV].

Однако нельзя не обратить внимания еще на одну особенность восточно-обонежской расселенческой системы. Наличествующие в ее структуре групповые системы населенных мест оказываются кластеризованными - объединенными в более сложные территориально-пространственные образования в виде межгрупповых систем (МежГСНМ). Примерами таких кластеризованных “гнезд” поселений могут служить Пудожско-Колово-Кривецкая (рис.5.1), Шальско-Подпорожская (рис.5.2), Колодозерско-Приречная (рис.5.3), Каршевско-Нигижемская (рис.5.4) и Водлозерская межгрупповые системы с тяготеющими к ним автономными поселениями (рис. 6).

Так, Пудожско-Колово-Кривецкая межгрупповая система находится практически в центральной части исследуемого субрегиона (рис.2, 5.1) [4, с. 116-117]. По сведениям из архивных источников на середину XIX века в ее составе наличествовало 6 групповых систем населенных мест. Ядром межгрупповой системы являлась Пудожская ГСНМ (рис.5.1-1), в состав которой, согласно архивным источникам середины XIX - начала XX веков, помимо города Пудожа ранее входило 21 окружающее его сельское поселение. В непосредственной близости от города на правой стороне реки Водлы находились деревни Мячевская (Мячево, Мечева, Мячевская) (1), Елькинская (Елькина, Элькина, Чуропайка Родионова) (2), Новзимская (Новзима) (3), Гурьевская (Гурьева, Гурьевская Пустошь) (4), а также четыре деревни Журавицы (5), Зеленина (Землинская) (6), Васюковская (7) и Панкратьевская (Панкратовская) (8), слившиеся еще в середине XIX века в единое поселение под названием Журавицкая (Журавицы).

Помимо упомянутых поселений за рекой Водлой располагались деревни Левинская (Левина, Гладкинская, Заречье) (9), Каракулинская (Каракульская, Заречье) (10), Истоминская (Истомина, “Ключниковская Большаго двора”) (11), Сенинская (Сенина, “Трухачева и Сурова”) (12), Ларюшинская (Ларюшина) (13), Патракиевская (Патракеевская, Жаркова) (14) и Кондаковская (Кондакова, “Зуева на Пудоге”) (15), а на расстоянии в пределах от 1 до 2 км размещались деревни Харловская (Харлова) (16), Новинская (Новинка) (17), Панезерская (Панезеро, Панозеро, Паннозеро) (18), Жеребчевская (Жеребцовская, Жеребчиха) (19), и слившиеся в одно общее поселение под названием Заречье деревни Уржаковская (Уржакова, Уракова) (20), Филимоновская (Филимониха) (21) и Подсосенская (Подсосонская) (22). Наконец, в первой половине XX века к ним добавилось еще два поселения - поселок Купленка (совхоз Пудожского леспромхоза) (23), расположенный вдоль дороги Пудож-Повенец, и “Транспортный городок леспромхоза (ЛПХ)” (24), вытянувшийся вдоль дороги Пудож-Кривцы [4, с. 116; 81, с. 175, 177, 182-183, №№ 3800-3804, 3841, 3845-3846, 3967-3974, 3988; 82, с. 508, №№ 3718-3740; 100, №№ 746-747; 110, с. 105-106, №№ 2763-2765, 2767-2776, 2779, 2785, 2787-2788; 112, с. 250-252, №№ 3827-3838, 3841-3847; 113, с. 78, №№ 2393-2406, 2409, 2411, 2416-2419].

С востока практически вплотную к Пудожской ГСНМ примкнула Колово-Ножовская групповая система (рис.5.1-2), по данным на середину и вторую половину XIX века включавшая 7 поселений - деревни Росляковскую (Росляковское) (1), Пелгубскую (Пелгову, Пелговскую) (2), Нишуковскую (Нешуковскую, Нишукову) (3) и Чененскую (Ченежскую, Ченинжскую, “На устье речки Королевско-Рублехинскую”, Ченижскую) (4), расположенные на левом южном берегу реки Водлы, а также деревни Ножевскую (Ножовскую, Ножеву, Ножову) (5), Кашеваровскую (Кашеварову, “Чуро-пайку Андрея Ефремова”) (6) и Коловскую (Колову) (7), находящиеся на правом северном берегу реки [4, с. 116-117; 81, с. 182-183, №№ 3975-3980, 3982, 3989; 83, с. 508, №№ 3741-3748; 101, №№ 741, 744, 746-747; 110, с. 106, №№ 2790, 2792, 2796, 2798-2800, 2802; 112, с. 252, №№ 3839-3840, 3848-3852; 113, с. 79, №№ 2421, 2423, 2427, 2429, 2430-2431, 2433; 131, л. 37об.-38об.].

Далее вверх по реке Водле, с отрывом не более 2 км от предыдущих ГСНМ, размещаются Сиговская (рис.5.1-3) и Колово-Кошуковская (Кулгальская) (рис.5.1-4) групповые системы. В составе первой ГСНМ ранее наличествовало 2 деревни - Старо-Сиговская (Старосиговская) (1) и Ново-Сиговская (Новосиговская) (2), а в состав Колово-Кошуковской (Кулгальской) системы к концу XIX века входило 5 поселений. На правом берегу реки Водлы находились деревни Кошуковская (Кошукова) (1) и Кикоевская (Киковская, Кикова) (2), а на левом берегу - Софроновская (Сафроновская, Кулгала, Кулгальская, Кулгальское) (3), Федотовская (Кулгала, Федотовское) (4) и Гладкинская (5), к которым в 1930-х годах XX века добавился достаточно крупный леспромхозовский поселок Колово (6), протянувшийся вдоль Ялгонд-речки, впадающей в реку Водлу с юга [4, с. 116; 81, с. 182-183, №№ 3983-3986, 3990, 3992; 83, с. 509, №№ 3749-3755; 100, №№ 740, 742-743; 110, с. 106, №№ 2789, 2791, 2793-2795, 2797, 2801; 112, с. 252, №№ 3856-3862; 113, с. 79, №№ 2420, 2422-2425, 2428, 2432].

Восточнее Колово-Кошуковской ГСНМ вверх по реке Водле расположены еще две групповые системы - Островская (рис.5.1-5) и Кривецкая (рис.5.1-6). В состав первой ГСНМ входит 2 поселения - расположенная на левом берегу реки Водлы деревня Остров-Левый берег (Остров-Заречье, Островская) (1) и размещенная на противоположном северном берегу реки деревня Остров-Правый берег (Островская, Остров-дорога, Остров Большая дорога) (2). В свою очередь в составе Кривецкой групповой систе-мы по данным на 1890 год существовало 4 поселения. На правом берегу реки Водлы находились деревни Самсоновская (Сампсоновская, Кривцы) (1), Тереховская (Кривцы) (2) и Кокулинская (Кукулинская, Кривцы) (3), сросшиеся в итоге в одну деревню Кривцы, а на левом противоположном берегу реки существовала деревня Стегайловская (Стегайлова гора, Кривцы) (4), послужившая позднее основой для крупного леспромхозовского поселка Кривцы (5) [81, с. 182-184, №№ 3987, 3991, 3993, 4038-4039; 83, с. 509, №№ 3756-3759; 101, №№ 716, 717, 718; 110, с. 107, №№ 2803-2806, 2808-2809; 112, с. 254, №№ 3863-3868; 113, с. 79, №№ 2434-2439; 131, л. 37об.].

В итоге на период XIX - первой половины XX веков в Пудожско-Колово-Кривецкой межгрупповой системе, растянувшейся вдоль реки Водлы на расстоянии около 30 км, насчитывалось 46 поселений, а в ее композиционно-пространственной организации участвовало 5 церквей - Троицкая градская (1817 г.), кладбищенская Михайловская (1801 г.), кладбищенская Казанской Божьей Матери (1787 г.), Петропавловская (1878 г.), Петропавловская кладбищенская (1666 г.) и 24 часовни [81, с. 175-184; 128, л. 1-2, 9; 129, л.4-20об., 80-87об.].

Примером другого относительно крупного межгруппового поселенческого кластера является Шальско-Подпорожская МежГСНМ (рис.5.2). В ее составе наблюдается близкое соседство 5 групповых систем: Шальской (рис.5.2-1), Рогозинской (рис.5.2-2), Семеново-Кашинской (рис.5.2-3), Бочиловской (рис.5.2-4), Шалухо-Нефтебазовской (рис.5.2-5) и Подпорожской (рис.5.2-6).

Шальская ГСНМ, как об этом уже говорилось ранее, является одной из наиболее старых групповых систем на территории Восточного Обонежья и расположена в устье реки Водлы (рис.5.2-1). Из писцовых книг по Обонежской пятине Заонежской половине Андрея Плещеева 1582-1583 годов, выдержки из которых были опубликованы в 1853 году в работе историка К.А.Неволина, известно, что в устье реки Водлы к концу XVI века уже существовали “Спасского-же погоста Шальскаго Настасьинские волостки Григорьева Царевы и Великого князя деревни оброчные по р. по Шале в низ по обе стороны. Дер. у погоста на р. на Водле”, “и всего в Спасском погосте на Шале в Цареве и Великаго князя в черной волости 30 деревень живущих” (в число которых, очевидно, входили и поселения Каршевского, Нигижемского и Гакугского “кустов” - П.М.) [127, с. 14].

К середине XIX века в составе Шальской групповой системы насчитывалось 8 поселений. Композиционным ядром долгое время являлся Шальский (Шильский) погост, расположенный у места слияния рек Водлы и Шалицы в деревне Теребовской (1), к которой практически вплотную примыкала деревня Белоглазовская (Низовская, Понизовье) (2). Вверх по реке Шалице в направлении Рогозинской ГСНМ (рис.5.2-2) очень близко друг к другу размещались деревни Зеховская (Зехова, Зехово, Шала) (3), Гагарская (Гагарка, Гагорка, Гагарское, Шала) (4) и ныне исчезнувшая деревня Мошниковская (Мошниковска, Шала) (5). К востоку от погоста вверх по реке Водле находилась деревня Прилуцкая (Корельский конец, Куликова, Михалевец, Шала) (6), а вниз по реке до Водлинского залива Онежского озера протянулись деревни Трестянская (Трестянка, Третьяковская, Третьянка, Третьянская) (7) и Усовская (Усова, Шала) (8).

В конце XIX - первой половине XX веков на левом берегу реки Водлы ниже деревни Трестянки появились рабочие поселки Первомайский (Рабочий поселок, Пудожский завод) (9), Лесозавод (Пудожский лесопильный завод) (10) и Ростань (Устье, Рыбацкий поселок) (11), а на правом берегу - поселки Пристань (с деревнями Новостеклянное (12), Новая деревня (13) и поселком Новостеклянская запань (14)), Красноармейская (Русановское, Пудожский завод) (15) и Громовка (Громовское, Пудожский завод) (16), слившиеся к середине XX века совместно с деревнями Трестянка и Усовская в единый поселок Шальский [4, с. 115; 81, с. 177-178, №№ 3857-3859, 3861-3863, 3866, 3870; 83, с. 511, №№ 3862-3883; 101, №№ 767, 774; 110, с. 100, №№ 2614-2617, 2619-2622, 2624-2626, 2630,2633, 2638, 2640, 2644; 112, с. 262, №№ 3994-4001; 113, с. 73, №№ 2253, 2257-2263].

С северо-востока вплотную к Шальской ГСНМ примыкает Рогозинская групповая система, расположенная на реке Шалице (рис.5.2-2). Согласно архивным источникам в середине-конце XIX века в ее составе насчитывалось 6 поселений. На левом берегу реки Шалицы находились деревни Кузнецовская (Кузнецова, Корельская, Шала) (1), Рогозинская (Рагозинская, Рогозина, Глинская, Шала) (2) и Дунаевская (Шала). Причем, последняя уже к середине XIX века представляла собою две сросшиеся деревни - Дунаевскую (3)и Фарифонтиевскую (4). А на правом берегу реки Шалицы размещалось еще 3 деревни - Непашинская (Непашина, Ермолинская, Ермолкина, Ермолино, Шала) (5), Бекетовская (Бегетовская, Бекетовска, Полянская, Полякова) (6) и Новинка (Новинская, Новлинская, Колтоноговская, Калтоноговская, Котоноговская, Колченоговская, Калтоногорская, Шала) (7) [4, с. 115; 81, с. 178, №№ 3864-3869; 83, с. 512, №№ 3874-3883; 101, №№ 771, 772; 110, с. 100, №№ 2628, 2631, 2634, 2637, 2639, 2641; 112, с. 262, №№ 3988-3993; 113, с. 74, №№ 2267, 2269, 2271, 2273-2275].

К востоку от Шальской и Рогозинской ГСНМ расположилась Семеново-Кашин-ская групповая система (рис.5.2-3), в состав которой к концу XIX века входило 5 поселений. На правом северном берегу реки Водлы располагались деревни Кашинская (Кашина, Кашино) (ныне - поселок Кашино) (1) и уже утраченная Трубинская (Трубина, Шала) (2). А на левом южном берегу реки находились деревни Семеновская (Семенова, Шала) (3) и Семеновская-Запань (Семеновская запань) (4), слившиеся в деревню Семеново, а также деревня Климовская (Климова, Опанская, Опанкина, Шала) (5) и хутор Ясная Поляна (Шала) (6). Две последние деревни к 1992 году также были утрачены [4, с. 115; 81, с. 177, №№ 3853-3856; 83, с. 511, №№3864, 3867-3868; 101, №№ 770, 773; 110, с. 100-101, №№ 2635-2636, 2642-2643, 2645; 112, c. 262, №№ 4002-4004; 113, с. 74, №№ 2276-2278].

За Семеново-Кашинской ГСНМ вверх по реке Водле следовала Бочиловская групповая система (рис.5.2-4), в состав которой к концу XIX века входило 4 поселения - деревни Дягельнаволок (Дягель Наволок, Дягель-наволок, Наволок, Шала) (1), Бальбинская (Балкинская, Бальбино, Бальбина, Шала) (2), Бочиловская (Бочилова, Бочелова, Бочева, Бочилово-Левый берег, Шала) (3) и Бочиловская (Бочилова, Бочелова, Бочева, Бочилово-Правый берег) (4). В первой половине XX века к упомянутым поселениям добавился рабочий поселок Бочилово (5), фактически слившийся с деревней Бочилово-Правый берег и взявший на себя функцию планировочного ядра ГСНМ [4, с. 115; 81, с. 177, №№ 3850-3852; 83, №№ 33862-3863, 3865; 101, №№ 737, 768; 110, с. 100, №№ 2627, 2629, 2632; 112, с. 264, №№ 4006-4008; 113, с. 74, №№ 2266, 2268, 2270].

В 30-х годах XX века вслед за Бочиловской ГСНМ вверх по реке Водле возникла Шалухо-Нефтебазовская групповая система (рис.5.2-5), состоящая из поселков Шалуха (1) и Нефтебаза (2) и восполнившая поселенческий пробел на пути к Подпорожской групповой системе, состоявшей из деревень Афанасьевской (Подпорожско-Афанасьевской, Подпорожья) (1) на правом и Захарьевской (Подпорожско-Захарьевской, Подпорожья) (2) на левом берегу реки, к которым в середине XX века добавился рабочий поселок Подпорожье (3) [4, с. 115; 81, с. 177, №№ 3848-3849; 83, №№ 3718-3719; 101, № 735-736, 738-739; 110, с. 105, №№ 2777-2778; 112, с. 250, №№ 3825-3826; 113, с. 78, №№ 2407-2408]. Всего в составе Шальско-Подпорожской межгрупповой системы населенных мест (МежГСНМ ) на первую половину XX века существовало 39 поселений, в композиционно-пространственной организации которых было задействовано три церкви (Преображенская (1850 г.), кладбищенская “во имя Происхождения Честных Древа Креста” (1843 г.) и Александро-Невская (1890 г.)) и 5 часовен [128, л. 7; 129, л. 37-47об.].

В юго-западной части исследуемого субрегиона располагается Колодозерско-Приречная межгрупповая система, образованная рядом расположенными Колодозерской (рис.5.3-1), Пирзаковско-Кукасовской (рис.5.3-2) групповыми системами и леспромхозовским рабочим поселком Приречный (рис.5.3-3). Из литературных источников известно, что еще в 1496 году “по сыску в писцовых книгах Юрия Сабурова … Государевой земли” было “написано: … да волость Марфинская Исаковы, на Колодозере, а в ней 49 деревень, пашни 44 обжи с полутретью” [127, с. 13]. Спустя почти сто лет в писцовых книгах Андрея Плещеева 1582-1583 годов в числе “черных оброчных” “сел и деревень, починков и пустошей Царя и Великаго князя” “в Никольском погосте в Пудоге” также значились деревни “на р. Колоде” и “на Колодозере”, а также “на Колодоже озере церковь Никола Чудотворец” [тамже, с. 14].

По сведениям на середину XIX века в составе Колодозерской групповой системы (рис.5.3-1) существовало 19 поселений. Роль композиционного ядра в прошлом выполняла деревня Погост (Колодозерский Погост, Погосское), расположенная на полуострове в юго-западной части озера Колодозера и состоящая из трех слившиеся уже в середине XIX века деревень - Погоской (1), Овчинниковской (Овчиниковской) (2) и Вензинской (3). К середине XIX века функцию планировочного ядра переняла на себя расположенная к северу от погоста деревня Усть-Река (Устрека), также состоящая из трех ранее сросшихся деревень Доршинской (Доронинской, Дерменской, Устреки) (4), Пустоши Герасимовской (5) и Мичуринской (Усть-реки, Колодозера) (6).

Помимо упомянутых деревень по периметру озера Колодозера также размещались деревни: Александровская (Ершова, Ершовская, Колодозеро) (7), Бревновская (Бревнова, Колодозеро) (8), Улитинская (Вавулина, Вавилино, Колодозеро) (9), Исаковская (Исакова) (10), Сутуловская (Спирина)(11) и сросшиеся также к середине XIX века в деревню Заозерье поселения Чулковская (Заозерье, Кузнецова, Кузнецово, Кузничевско Питище) (12), Яково-Кириллова (Якова Кирилова, Яков-Кирилловская, Заозерье, Филатовщина) (13) и Королевская (Заозерье, Королевское Питище) (14).

А между озерами Колодозером, Хабозером и рекой Колодой находилось еще 4 поселения: деревни Хлыстовская (Лахта, Хлыстовская Лахта) (15), Телеповская (Телепово, Телепова) (16), Дубовская (Дубово, Дубова, Добова) (17), Щаниковская (Щаникова, Щайникова) (18) и Минино-село (Минино село, Заречье, “За Колодой рекой Минина села”) (19). Наконец, в период с 1905 по 1933 годы к ним добавились деревни Кротовская (20), Запотемо (21) и Шаньгора (22) [4, с. 118; 81, с. 184, №№ 4018, 4020-4036; 83, c. 509, №№ 3776-3794; 101, №№ 755-758, 761, 766; 110, с. 107, №№ 2818-2832, 2836-2841; 112, с. 254-256, №№ 3886, 3888, 3890-3906; 113, с. 80, №№ 2417-2456, 2458-2459, 2461-2462, 2465-2470; 123, с. 49-52, рис. 17].

В рядом расположенной Пирзаковско-Кукасовской ГСНМ (рис.5.3-2) наличествовало 2 деревни - Пирзаковская (Кукасово, Кукасова) (1) и “О Колоду реку Пеновская” (Пеновская, Кукасова) (2), сросшиеся уже к середине XIX века в единое поселение под названием Кукасово. От него на расстоянии не более 1,5 км вниз по реке Колоде в 30-х годах XX века был построен поселок Колоды (лесной поселок, Колодозерская дистанция Севзаплеса, Новостройка), получивший позднее название Приречный (3) (рис.5.3-3) [4, с. 118; 81, с. 184, №№ 4017, 4019; 83, c. 509, №№ 3774-3775; 101, №№ 760, 762; 110, с. 107, № 2823, 2835; 112, с. 254-256, №№ 3887, 3889; 113, с. 80, №№ 2460, 2464].

На начало XX века, судя по натурным исследованиям и сведениям, полученным от старожилов-информаторов, в Колодозерско-Приречной межгрупповой системе функции архитектурно-планировочных доминант выполняли Рождественская церковь Колодозерского погоста (1784 г.) [121, с. 61; 123, с. 49-52, 130, рис. 17, 98-5] и 11 часовен (10 - в Колодозерской и 1 - в Пирзаковско-Кукасовской ГСНМ).

Несомненный интерес представляет и Каршевско-Нигижемская межгрупповая система, расположенная в юго-западной части Восточного Обонежья на пути от бывшего Шальского погоста (ныне поселок Шальский - Шальская ГСНМ) к городу Вытегре в Вологодской области (рис.2, 5.4) [4, с. 116]. Она образована двумя практически сросшимися групповыми системами - Каршевской (рис.5.4-1) и Нигижемско-Красноборской (рис.5.4-2).

О древности этой межгрупповой системы свидетельствуют исторические документы, найденные в архиве Юрьева монастыря иеромонахом Валентином (Ключаревым) и датируемые XV-XVI веками. На тот период времени в составе “Нигижемской волости Шальского Спасского погоста при р. Водле” упоминались деревни “Велико-дворская, Окуловская, Карчевская (Каршевская), Горская, Шильникова, Гора Яковлева, Осипова Гора и Подберезье”, явно имеющие отношение к современным деревням Каршево и Нигижма [127, с. 11-12].

К концу XIX века в составе Каршевской групповой системы уже насчитывалось 20 деревень: Великодворская (Погост, Нигижемско-Георгиевский погост, Великодворское, Нигижмо-Георгиевский погост) (1), Знаменская (2), Калангоры (хутор Калья гора) (3), Каршевская (Каршева, Каршево, “Павлика Сивка”) (4), Шильниковская (Шильниково, Шильникова, Шитюникова, “Яковлева или Филипова”) (5), Черненская (Чернинская, Чернова, Черново, Черновская, Черный двор, Чернина, Старочерненская) (6), Окуловская (Окулова, Окулово. Акуловская, “Антона Патракова”) (7), Якушевская (Якушева, Якушево) (8), Бахтынская (Бахтинская, Бахтина) (9), Фоминская (Новинка, “Максима Лухина”) (10), Горская (Феофиловско-Горская, Феофиловская горка, Феофилова Гора, Феофилова Горская, Фиофилодворская, Фефиловская, Гора Осипова, Осипова Гора) (11), Новинская (Новинка) (12), Никитинская (Никитина, “Ерможки Артемьева”) (13), Юрпучская (Юрпучское, Юрпучная, Юрпучи, Юрпуча - сросшиеся деревни Ивановская, Заволочинковская и “За озером Юла”) (14), Давыдовская (Давыдова, Демидово, Матвеевская) (15), Корчагинская (Корчагина, Корчагино) (16), Росляковская (Рослякова, Росляково, Ларионовская) (17), Кичаковская (Кичакова, Кичаково, Александровская) (18), Ижгоры (Ижгорская, Ижгора, Ижгорская, Иж-Гора, Александровская) (19) и Ярчевская (Ярцова, Ярчева, Ярчево, Нигижма речка) (20) [4, с. 116; 81, с. 175-177, №№ 3805, 3820-3827, 3829-3838; 83, с. 511, №№ 3834-3841, 3854-3859, 3889-3891, 3893-3894; 101, № 712; 110, с. 101, №№ 2648, 2650, 2653-2658, 2660, 2662-2664, 2666-2671; 112, с. 260-262, №№ 3949-3956, 3958-3963, 39653968, 3975; 113, с. 74-75, №№ 2280, 2283-2292, 2294-2296, 2298-2301, 2306].

Согласно же сведениям из более поздних архивных источников и на основании натурных исследований 1992 года можно добавить, что в период после 1890 года к упомянутым выше деревням добавились поселения Скобелиха (Сара Нива, Саранива, Сарачева) (21), Васькова (“Путь к свету (артель)”) (22) и МТС (машинотракторная станция) (23). Таким образом, в Каршевскую ГСНМ на период конца XIX - первой половины XX веков входило 23 поселения, в итоге сросшиеся в ныне существующую деревню Каршево [4, с. 116; 113, с. 75, № 2293, 2309].

Всего лишь на расстоянии 1,5 км от Каршевской ГСНМ размещалась Нигижемская групповая система (рис.5.4-2), в составе которой к началу XX века наличествовало 6 деревень: Матфиевская (Матвеевское, Нигижемский погост, Матвеевская) (1) и Долго-ручьевская (Долгоручейская) (2) под единым названием Нигижемско-Пречистенс-кий Погост, Алексеевская (3) и Гора Яковлевская (Яковлева гора, Гора Яковлева, “Амоски Иванова”) (4) под общим названием Гора Яковлева, Подберезская (Подбережская, Подберезье, Подверзье) (5) и Корнышевская (Корнюшевская, Корнышева, Корелы) (6), которые были расположены на северном берегу озера Мурмозера. А в 30-х годах XX века на противоположном южном берегу озера появился рабочий поселок Красный Бор (Красноборский) (7) [4, с. 116; 81, с. 175-176, №№ 3806-3810, 3828; 83, с. 512, №№ 3885-3888, 3895; 101, №№ 714-715; 110, с. 101, №№ 2652, 2659, 2661, 2665; 112, с. 250, №№ 3969-3973; 113, с. 75, №№ 2302, 2304-2305, 2307-2308].

В итоге в Каршевско-Нигижемской межгрупповой системе населенных мест соседствовало 30 поселений. Но поскольку, их расположение было довольно плотным, для композиционно-планировочной организации межгрупповой системы было вполне достаточно двух церквей (Рождественской (1728 г.) и Георгиевской (1650 г.)) и трех часовен [128, л. 3, 6; 129, л. 22-25об., 32-36об.].

Особо уникальным территориально-пространственным образованием в границах Восточного Обонежья можно считать Водлозерскую межгрупповую систему населенных мест, кольцом охватывающую озеро Водлозеро (рис.6) и образованную двумя практически сросшимися групповыми системами - Водлозерско-Ильинской (рис.6-1) и Куганаволокской (рис. 6-2) [123, с. 55-56, рис. 21].

Композиционно-планировочным ядром первой групповой системы в прошлом являлся знаменитый Водлозерско-Ильинский погост (Водлозерский Ильинский погост, Ильинский погост) (рис.6-1.1) с церковью “во имя Ильи Пророка”, построенной в 1798 году [5, с. 53-55; 81, с. 181, № 3957; 83, с. 507, № 3685; 84, с. 106-107, 153; 85, с. 260-267, ил. 345-351; 88, с. 105-109, рис. 48; 108, с. 115-120, ил.; 112, с. 248, № 3787; 113, с. 76, № 2333; 123, с. 55-56, 132, рис. 20, 132-1; 125, с. 16-21; 128, л. 3-4; 129, л. 70-72об.].

Вокруг погоста группировалось 20 деревень (рис.6-1): Голенцы (Гольяница, Гольяницы, Остров) (2), Голья Гора (Остров, Загорье) (3), Загорье (За горой, Пустошь, Голья гора) (4), Гумар Наволок (Гумарнаволок, Пустошь) (5), Охтом Остров (Охтомостров, Охтан-остров) (6), Пелгостров (7), Быковская (Белкова, Наволок) (8), Рагунова (Рагуново) (9), Канза-Наволок (Канзанаволок) (10), Колгостров (11), Костин Двор (Костин двор) (12), Михайловская (Вачелова, Вачалова) (13), Кургилово (Курилово, Кургиловская, Коскосалма) (14), Онгилова гора (Онгилова-гора, Коскосалма) (15) и Подгорье (Коскосалма) (16) и Коскосалма (17), сросшиеся в единое поселение под названием Коскосалмнское Пепелище (Коскосалма), Варишпельда (Варишпелда, Варишпилда) (18), Рахкойла (19), Гость-Наволок (Гостьнаволок, Гос-Наволок, Тось-наволок) (20), Устье реки Илексы (хутор Илекское устье, “Изба Илекское устье”) (20) и Марий остров (хутор Марий остров) (21) [4, с. 88-89, 101-102; 81, с. 180-181, №№ 3935, 3938-3942, 3945-3949, 3951-3956; 83, с. 507, №№ 3667-3673, 3675-3685; 101, №№ 729, 731-733; 110, с. 102-104, №№ 2689-2691, 2697-2699, 2701, 2703-2704, 2706-2711, 2714-2715, 2719, 2732-2733; 112, с. 248-250, №№ 3769-3772, 3774-3779, 3781-3785, 3814-3815; 113, с. 76-77, №№ 2323-2325, 2329-2332, 2335-2343, 2345-2346, 2356-2357; 129, л. 74об.].

В состав смежной Куганаволокской ГСНМ в свою очередь входило 15 поселений (рис.6-2). Композиционным центром служил Водлозерско-Пречистенский погост (1) с теплой церковью “во имя Рождества Пресвятыя Богородицы”, построенной “тщанием прихожан” в 1870 году, и холодной кладбищенской церковью “во имя Святых Апостолов Петра и Павла”, возведенной в 1752 году [110, с. 104, № 2734; 112, с. 248, № 3895; 113, с. 77, № 2358; 128, л.8; 129, л. 75-77об.].

К погосту вплотную примыкали деревни Большая Пога (Пога большая, Большая Поча, Поча большая, Погост Водлозерско-Пречистенский) (2) и Малая Пога (Пога малая, Малая Поча, Поча меньшая, Погост Водлозерско-Пречистенский) (3). Далее, в радиусе до от 1 до 20 верст от погоста находились деревни: Выгостров (4), Кева Салма (Кевасалма, Ковасальма) (5), Бостилова (Бостилово) (6), Большой Куга Наволок (Большой Куганаволок, Куганаволок большой) (7), Малый Куга Наволок (Малый Куганаволок, Куганаволок малый, Куганаволок меньший, Заречье) (8), Матка Лахта (Маткалахта) (9), Кузостров (Кудостров, Кузестров, Водлозерскаго Следу) (10), Великостров (Велик-остров, Водлозерскаго Следу) (11), Чуяла (12), Вадиполе (Вавдиполье, Вавдиполь, Вавдиполе, Вамская Плотина) (13), Вама (14) и Онуфриевская (Ануфриевская, Вама) (15), под общим названием Вама, а также Путилова (Путилово) (16) [4, с. 88-89, 101-102; 81, с. 180-181, №№ 3927-3934, 3936-3937, 3943-3944, 3960-3962; 83, с. 507, №№ 3686, 3688-3689, 3691-3697, 3700-3703; 101, №№ 726-728, 730, 734; 110, с. 103-104, №№ 2716-2718, 2720-2729, 2737; 112, с. 248, №№ 3788-3793, 3796-3802; 113, с. 76-77, №№ 2347-2349, 2351-2355; 129, л. 79об.].

Итого в составе Водлозерской межгрупповой системы ранее наличествовало 37 поселений, а в их композиционно-пространственной организации было задействовано три церкви (Ильинская (1798 г.) на Водлозерско-Ильинском погосте, Рождественская (1870 г.) и кладбищенская Петропавловская (1752 г.) на Водлозерско-Пречистенском погосте) и 22 часовни. Уникальность исторически сложившейся архитектурно-природ-ной среды в окрестностях озера Водлозера не вызывает сомнений и она естественно получила свое заслуженное признание, благодаря включению ее в качестве неотъемлемой составной части в состав созданного в 1991 году национального парка «Водлозерский» [15, с. 62; 109, с. 29].

Наконец, по рисунку поселенческой ткани восточно-обонежскую демоэкосистему можно отнести к подтипу смешанных систем (“ПТ4”), сочетающих фрагменты полосовой (“ПТ1”), ядерной (“ПТ2”) и ковровой (“ПТ3”) структур, что отличает этот субрегион от Архангельского Поонежья и Беломорского Поморья, но сближает его с Поважьем и Примошьем [65, с. 16; 70, с. 71-72; 71, с. 21; 74, с. 25].

Фрагменты полосовой системы прослеживаются в центральной части субрегиона - вдоль реки Водлы, по которой во времена новгородской колонизации Севера проходил основной колонизационный путь движения переселенцев из Новгородской земли в летописное “Заволочье” и далее к берегам Белого и Баренцева морей (рис.2).

Фрагменты ядерной системы характерны для южной, юго-западной и восточной частей субрегиона (Шала-Пудож, Каршево-Нигижма и Салмозеро-Колодозеро) (рис.5), а также для окрестностей озера Водлозера (рис.6). Композиционный прием формирования ядерной структуры с выделенным центром (как правило, погосто-местом) и иерархически соподчиненными ему периферийными элементами (малодворными деревнями) позволял добиться пространственной организации большой по площади территории и снизить отрицательные последствия психологического воздействия на новгородских переселенцев суровых природно-климатических условий и опасности возможных агрессивных действий со стороны аборигенного населения, а также многочисленных ватаг разбойников и грабителей разным мастей, укрывавшихся в глухих северных лесах от кары государственных судебных властей [127, с. 42-45].

В свою очередь фрагменты ковровой системы расселения наблюдаются в юго-восточной и северо-западной частях субрегиона (рис2). Возможно, что эти районы Восточного Обонежья были заселены либо потомками первой колонизационной волны переселенцев из Великого Новгорода или представителями второй, более мирной, волны крестьянской колонизации в условиях, когда прямая военная опасность столкновения с аборигенными жителями уже отсутствовала и, естественно, отпадала необходимость в применении относительно “жестких” композиционных приемов в территориально-пространственной организации системы расселения.

С другой стороны нельзя исключить и возможности того, что в процессе освоения этих районов существенную роль могли сыграть этнические традиции аборигенного населения, не успевшего или не захотевшего уйти с обжитых земель далее на север и ассимилированного впоследствии новгородскими переселенцами. Для примера можно сослаться на обследованную автором в 1993-1999 годах систему расселения, сложившуюся на территории Карельского Приладожья (рис.1), имеющую преимущественно ковровый рисунок поселенческой ткани и сформировавшуюся в условиях сложного социо-культурного взаимодействия различных этносов при ведущей роли представителей финно-угорских народов [75].

В процессе изучения систем расселения нельзя обойти вниманием и особенности их взаимодействия с окружающим природным ландшафтом. По характеру взаимосвязи с последним восточно-обонежскую демоэкосистему можно отнести к разновидности приводоемных систем (“Р1”), поскольку практически все традиционные поселения и появившиеся позднее рабочие поселки размещены на берегах озер или рек. Конкретизируя особенности этого взаимодействия, можно также добавить, что исследуемая система имеет рисунок поселенческой ткани, полностью отвечающий рисунку ландшафта и в большинстве случаев активно использующий и тем самым усиливающий композиционные качества последнего (“Р1/1(1)”).

В частности, анализ натурных, картографических и архивных материалов по территории Восточного Обонежья свидетельствует, что традиционные сельские поселения этого субрегиона расположены, как правило, у устьев рек или в их излучинах и местах слияния, а деревни, находящиеся у озер, занимают преимущественно озерные мысы и полуострова.

В свою очередь активное использование ландшафта с расположением поселений, как правило, на холмах и возвышенностях, воспринимаемых путешественниками в качестве пространственных ориентиров на значительных расстояниях, приводило в итоге к созданию очень живописных архитектурно-природных композиций с хорошо запоминающимся индивидуальным внешним обликом, получавшим в итоге конкретную территориально-пространственную прописку. Не случайно, две описанные автором ранее групповые системы населенных мест - Колодозерская и Водлозерско-Ильинская - заняли должное место в числе наиболее выдающихся архитектурно-природных ансамблей Российского Севера, представленных в книге архитектора Ю.С.Ушакова [123, с. 49-52, 55-56, рис.17, 21].

Обобщая результаты первого этапа исследования, можно констатировать, что сформировавшаяся в условиях Восточного Обонежья субрегиональная демоэкосистема обладает не только общими для всей расселенческой системы Российского Севера чертами, но имеет и ряд отличительных особенностей, сложившихся под влиянием достаточно своеобразного комплекса свойственных только восточно-обонежской территории природно-климатических, исторических и социально-экономических факторов. Полученные результаты позволяют рассматривать территорию Восточного Обонежья в качестве особого историко-архитектурного субрегиона Российского Севера (рис.1).

В своей последующей публикации автор планирует представить на суд читателя результаты исследования групповых систем населенных мест Восточного Обонежья, число которых (более 30) позволяет провести не только архитектурно-типологический, но и математико-статистический анализ с корреляционным граф-моделированием, а также сопоставить эти результаты с данными по сопредельным с Восточным Обонежьем (рис.1-1) ранее обследованным историко-архитектурным субрегионам Беломорского Поморья (рис.1-9, 1-11 и 1-12) и Архангельского Поонежья (рис.1-7) [65; 67; 70; 72]. В заключении автор выражает искреннюю благодарность Российскому фонду фундаментальных исследований (Грант РФФИ, 1998-1999, № 98-06-80364) и Российскому гуманитарному научному фонду (Грант РГНФ, 2000-2001, № 00-04-12002в) за финансовую поддержку его научно-исследовательской работы по изучению традиционных архитектурно-пространственных систем и объектов в народном зодчестве Российского Севера.

 
 
Гостевая книга Назад Вперед